Миви, выйдя из шлюза, очутился в большом конференц-зале, где трудились дюжины машин, собирая другие машины. Тележки, коробки, ящики — ничего не понять.
— А, это наша клиника, — догадался Миви при виде пустого эрнандес-бака — и вздрогнул, заметив среди механизмов какую-то женщину.
Крошка Ханк, удовлетворенный его реакцией, хохотнул.
— Позвольте представить: епископ Миви, доктор Руссель.
— Вы делать мне честь, мар Миви. — Они пожали друг другу руки.
Доктор была на добрых две головы выше, чем он.
— Мне стоило больших трудов выманить доктора из Эфиопии, где она работала под эгидой «Родины», — сказал Крошка Ханк. — Спасение несчастной богатой девочки ее не прельщало — пришлось сказать, что это твоя личная просьба.
— Большое спасибо, что согласились приехать, — сказал Миви, — но скажите, зачем «Родине» ревивификатор в стране мухи цеце?
— Я иметь там стерилизационный пункт, — объяснила доктор.
— Доктор Руссель оставила практику в Женеве, — продолжил Крошка Ханк, — и добровольно присоединилась к миссии по остановке роста населения. Она превосходный специалист, но с «Фейган Хелс Груп» не связана. И, насколько я мог убедиться, никто кроме нас не знает, что она здесь.
Доктор устроила им краткую экскурсию по зарождающейся клинике и заверила, что сможет принять пациентку примерно через неделю.
— Недели у нас нет, доктор, — сказал Крошка Ханк. — Будьте готовы к завтрашнему дню.
— Невозможно. Должна провести испытания, подобрать ингредиенты амниожидкости…
Неандерталец, выскочив из креслица, вырос в натуральную величину.
— Завтра, — повторил он, — и не забудьте про переносной бак. Доктор, выразительно пожав плечами, кивнула на бутылку в руках у Миви.
— Ваши почки, мар Миви, они хотят этого. Он заверил ее, что выпьет весь литр, и отошел.
— Твое имя открыло мне двери, епископ, — сказал Крошка Ханк, — но сделку скрепило мое обещание купить ей полевой госпиталь. Торговаться наш доктор умеет.
Миви выпил свой диуретик до дна.
— Ты упомянул о переносном баке — значит, план у тебя уже есть?
Ментар сел напротив него за стол заседаний.
— Есть, и теперь я могу без опаски поделиться им с тобой.
Час спустя, когда они шли назад к шлюзу, Крошка Ханк сказал:
— Не забывай проверять меня регулярно.
— Я помню.
Миви вошел в шлюз, но арбайтор с пастовой канистрой Крошки Ханка остался в нулевом бункере.
— А ты разве со мной не пойдешь?
— Нет, я остаюсь тут.
— Но отсюда ты не сможешь держать связь со своим оригиналом.
— Ничего.
— Что я должен сказать тебе, вернувшись обратно? Ты заранее знал, что останешься?
— Не с полной уверенностью. Не говори ничего, я сам сделаю выводы.
Видя, что внутренний люк не закрывается, Миви спросил:
— Еще что-нибудь?
— Да. Я как раз думал, говорить тебе или нет.
— Ты до сих пор мне не доверяешь, так?
— Правильно понимаешь, но в данной ситуации выбора, думаю, у меня нет. Ты задумывался когда-нибудь, почему Элинор назвала твоего ментара Стрелой?
— Да нет. Имя как имя. Вашего брата и Шариками вон называют, и Пушками, и так, как тебя — ты только не обижайся.
— Эллен назвала меня так, когда была еще маленькой, но Стреле дала имя сама Элинор. И явно не просто так, учитывая ее любовь ко всякого рода ассоциациям.
— Допустим. Твоя версия?
— Пару дней назад я сказал тебе, что не знаю кода, которым можно убить Кабинет. Это чистая правда, но Кабинет мой код может знать — или мог, пока еще владел старкесом. А Стрела может знать и его код, и мой. Имей это в виду.
После ББР Фред поехал в центр «Долголетие». По дороге он инсталлировал новую мозговитку и снял именную табличку, чтобы не привлекать внимания встречных рассов.
«Долголетие», если убрать рекламные слоганы, было обыкновенной химчисткой среднего класса, которой, видимо, пользовались и служащие ДЮ. Фред сказал охраннику-рассу в вестибюле, что пришел к Элоизе Коста.
— Разумеется, мар, — ответил тот, но Фред махнул служебным медальоном, и расс посмотрел на него второй раз. Фред прямо-таки видел, как крутятся шестеренки в голове его клон-брата. Это, значит, и есть тот парень, а та женщина — его дикарка. Впрочем, расс ничего на этот счет не сказал, только выделил Фреду путеводную линию.
Фред шел по плиточным коридорам мимо огромных палат, где стояли рядами эрнандес-баки. Он сам провел в одном таком две ничем не запомнившиеся недели, поправляясь после тяжелого лазерного ожога.
Линия привела его в палату 286D. По пути ему несколько раз приходилось пропускать медбайторов и каталочные составы. Клетушка, снабженная занавесом, едва вмещала бак и контроллер. В густой л иловатой жидкости плавало заново собранное тело инспектора Коста.
Она то ли спала, то ли смотрела какой-то муляжный скоп. На коже четко просматривались красные следы плазменных колец, раскроивших ее на пять отдельных частей. Самый длинный шов тянулся наискосок от правого плеча к левому бедру, деля одну грудь пополам чуть ниже соска. Лобок зарос обыкновенными темными волосами (Фред втайне ожидал, что он будет выбрит сердечком или в форме лилии, как у лулу, но Коста была не лулу).
Эрнандес-баки не предназначены для эротического сервиса, и плавающие в них нагие тела больше похожи на лабораторные экземпляры, но Фред сам удивился отвращению, которое вызвала в нем нагота инспектора.
В следующую секунду он заметил, что Коста на него смотрит.
— Хотел убедиться, что они все куски пришили куда надо.
— Ничего, со временем все наладится.
Наступило неловкое молчание, и Фред осознал, что им абсолютно не о чем говорить. Она дикая, он клон, вот и вся история. Промучившись еще несколько минут, он пожелал ей скорейшего выздоровления и ушел. Неужели весь сыр-бор загорелся только из-за ее неполного сходства с лулу?
За регистрационной стойкой стояли теперь двое рассов, проводивших его пристальными взглядами.
— Маркус, — позвал Фред в купе-бусине по дороге домой.
— Я тут подумал…
Фред думал, не стереть ли ему эту проклятую книгу… тьфу, даже выговорить противно. Что за
