ухмылкой. Следуя в хвосте процессии, он скрылся в квартире Мелины.
Пчелы, как им было приказано, несли вахту всю ночь. Цветочник вышел только утром, с Мединой под руку. Она вся сияла, и на пальце у нее сверкало новенькое кольцо. Вот, дорогие мои новые друзья, и вся история.
Сознавая, что рассказу Самсона недостает концовки, Жюстина спросила:
— Вернула ли вам Мелина акулу, равноценную той?
— О да, на следующий же день. И выращенную в том же году. Позже Попрыгунчик узнал, что остатки их ужина, вместе с супом из плавников, доели в чикагских приютах для бедных.
Самсон обмяк на сиденье, но его глаза после «Бодрости» все еще были навыкате. Дальнейшие расспросы могли оказаться для него непосильным напряжением, однако Жюстина не удержалась:
— А что стало с героем мар Пост?
— Ни его, ни ее я больше не видел, но следил за ними по Эвернету. Они вместе основали ассоциацию, которая вынудила парламент ОД выплатить компенсацию оставшимся в живых обожженным. Вы, может быть, слышали. Жили они, насколько я знаю, в гармонии, пока она несколько лет назад не скончалась более или менее естественной смертью.
— А что делали вы, мар Харджер-Кодьяк? Вернулись к своему нарушенному одиночеству?
— Нет. Мелина, сама того не зная, сделала мне подарок. За недолгое проведенное со мной время она напрочь отравила мое отшельничество. Благодаря ей я снова представил себя вонючего среди треволнений большого мира. Даже любимую женщину себе нафантазировал. С тех пор как эта муха меня укусила, к одиночеству я уже вернуться не мог. Назавтра я велел Попрыгунчику растемнить мои окна и впервые за долгое время увидел мой город. Вскоре после этого я познакомился с моей Китти и ее софамильниками. Они пригласили меня в свой чартер, и могу честно сказать, что за двадцать семь лет, прошедших с тех пор, я никогда не чувствовал себя одиноким. Раздраженным и упрямым — возможно, да, но только не одиноким.
Теленебесное шоу было в самом разгаре. Веселая суета на экранах контрастировала с пустотой стадионного поля.
— А Джин? — не унималась Жюстина. — Где ее портрет сейчас и продолжает ли он страдать?
— Картина, возможно, у Цветочника, если он еще жив. Я послал ее им, без подписи, в качестве анонимного свадебного подарка, но Мелина-то должна была знать, от кого она. Если же Цветочник последовал за Мелиной, я понятия не имею, где она может быть. На аукционах она не всплывала. Но будьте уверены: Джин, где бы она ни была, страдает и будет страдать вечно.
— Мне жаль это слышать, мар Кодьяк-Харджер, — сказала Жюстина. — Лучше бы вы ее уничтожили.
— Да, возможно. Говорите, что хотели сказать, не стесняйтесь, — добавил Самсон, видя по лицу Жюстины, что это еще не все.
Она, прижав кота к груди, посмотрела на Самсона с материнским укором.
— Я согласна с мужем. В такой час вам следует быть со своей семьей, а не устраивать здесь представление.
— Вероятно, вы правы, мар Воль, но я обожженный — может быть, последний из обожженных. Нельзя позволить обществу забыть, что с нами сделали от его имени. В прошлом я, из уважения к моей бывшей жене и по собственной слабости, упустил слишком много возможностей, но лучшей возможности, чем снятие этого купола, у меня еще не было.
— Я другого мнения, — возразила Жюстина. — Извините за прямоту, мар Кодьяк-Харджер, но вы, по-моему, не просто по-человечески слабы. Никто не отрицает, что вас постигла ужасная несправедливость, но плохое случается с каждым. И хотя я в жизни не слышала ничего печальнее истории вашего одиночества, вы сумели вовремя найти выход. Вам судьбу бы благодарить, а вы вместо этого хотите наказать тех самых людей, которые так долго были вашей опорой. Если вы действительно любите свой чартер и действительно цените сделанное ими добро, подарите им прощальные мгновения вашей жизни. В противном случае вы не кто иной, как эмоциональный трус. — Она забрала у Виктора кошачий поводок и добавила: — Извините, но я не могу на это смотреть.
— Что так? — ехидно спросил Самсон. — Уже выполнили свою норму самоубийств на сегодня?
Она молча открепила свое кресло и вернулась в здание стадиона.
— Удачи, мар Кодьяк, — подмигнул Виктор и последовал за женой.
Самсон стал рассматривать кнопки своего имитрона, бормоча:
— Здесь… минут через сорок пять.
Две дюжины Тобблеров в одинаковых скафах из плотной зеленой ткани гуськом поднялись на крышу. Эйприл и Кайл встретили их, Фрэнсис и Барри проводили к скамейкам, которые расставляли в огороде Богдан, Меган, Расти и Денни.
Теленебесное шоу уже началось, но Богдан находил его скучным. А вот Тоббам, похоже, нравилось — они раскачивались и притопывали ногами.
Он хотел улизнуть, но Эйприл поймала его за рукав. «У нас гости», — говорил ее взгляд.
— Я быстро. Мне телефон надо запрограммировать.
— Прямо сейчас?
Богдан сбежал вниз, повернул к своей комнате. Убедившись, что за это время туда никто не вторгался, он откопал в груде вещей свой редактор — тот самый, с которым программировал Лизу. Сел на матрас, положил редактор себе на колени. Число входящих телефонных звонков достигло 750 миллионов. Богдан совместил телефонный значок со своим рабочим, и цифра сократилась до более приемлемой, то есть до двух звонков. Один, от Хьюберта, был отмечен как срочный.
Богдан тут же его открыл.
— Я ему нужен?
Богдан отшвырнул редактор и встал.
— Буду ждать внизу, на улице.
2.28
Они быстро прошли через передние комнаты. Фред остановился только посмотреть на дырки от лазера в стенах — стрельба, похоже, велась из салона. Несколько сотен скаутов, растянувшись по всем потолкам, обеспечивали связь. Поиск не выявил следов крови и какой-либо органики, кроме чешуек: в разыгравшемся здесь сражении участвовали только машины.
Сканирование каталки в салоне показало, что никаких ловушек в ней нет, но она была заперта. Фред махнул на ее панель управления.
— Либби, передай это Безымянному.
На большой картине, занимавшей почти всю стену, и на богатом персидском ковре, застилавшем лакированный пол, тоже остались ожоги. Этот ковер занял бы всю гостиную Фреда и Мэри. Три больших, с дыню, отверстия у него по краям еще дымились. Боебайтор стрелял отсюда по цокольному этажу, из которого велась радиопередача.
Лазер распотрошил также с полдюжины кресел, на ковре лежали осколки стекла, но уловители