на лето.
«Торгаши куда забрались!» — замедляя бег, подумал парень и остановился.
— Скорее пятнай высокого, чего мешкаешь![9] — крикнул ему рослый седой старик с серебряным кольцом в носу.
Это был Денгура, мылкинский богач и старшина рода Бельды, подручный маньчжуров и сам заядлый торгаш, путавший долгами своих же сородичей. Другой гольд был молодой парень Писотька Бельды. Следом за ними из тайги вышли еще трое мылкинских.
— Эй, парень, — приближаясь к Удоге, насмешливо заговорил Денгура, смотри, если тебе лень бежать за высоким, то как бы не нашлись на него другие охотники. Я ведь старшина… Захочу — все возьму.
— Тяп-тяп-тяп-тя-я-я… — вдруг передразнил его ондинец. — Не хочу твою речь слушать, — и, повернувшись к мылкинцам спиной, побежал обратно в чернолесье.
Обычно на Дюй-Бирани зверовали ондинцы. Лишь изредка по звериному следу забредали туда чужие охотники. Если пришельцы оказывали ондинцам уважение, им никто не мешал брать добычу…
Ондинцы и сами в пылу охотничьей страсти пятнали зверей чуть ли не до Хунгари, и споров у них с соседями не бывало.
И на этот раз они надеялись, что, может быть, после встречи с Удогой мылкинские Бельды посовестятся и либо придут мириться, либо откочуют куда-нибудь подальше. Но Бельды жили на Сухом ключе, в полудне хода от балагана Ла, мириться не шли и охотились по-прежнему. Денгура, как видно, полагал, что ондинцы не посмеют противиться ему, деревенскому старшине, который дружит с маньчжурами и сам стал купцом. Он надеялся, что ондинцы испугаются и дадут ему меха, только бы не заводить спора.
Однако он ошибся. Ла, Уленда и их дети принадлежали к роду Самаров. Самары никогда еще ни в чем не уступали роду Бельды. Они чувствовали себя оскорбленными и решили силой прогнать Бельды со своей речки.
Через несколько дней после встречи Удоги с Денгурой младший сын Ла, ладивший поутру самострелы на соболиные следки, заметил, что из пихтача на каменный рог сопки вылез, барахтаясь лыжами в глубоком снегу, Писотька Бельды.
— Эй, проваливай отсюда! — крикнул ему Пыжу. — Здесь мои ловушки.
Писотька, не ожидавший такой встречи, остолбенел. Стыдясь отступить перед Самарой, он стал как бы в рассеянности поглядывать то под гору, в горелый лес, то на густой голый осинник, торчащий из сугробов по увалу.
— Чего башкой вертишь?! — вдруг заорал Пыжу, решивший, что Писотька делает вид, будто поджидает своих.
И, не долго думая, Самар натянул лук, заложил приготовленную для соболя стрелу тупым концом вперед и пустил поверх Писотькиной головы, так что она чуть задела белую сохачью шапку. Тут Писотька, забыв стыд, в ужасе кинулся под утесы и скатился на лыжах в падь.
Пыжу кричал ему сверху что-то обидное, но ветер относил слова. Бельды пригрозил ему копьем и побежал к своим, ощупывая разорванную стрелой шапку с вылезшими наружу клочьями меха.
Очень холодно. Тайга замерзла и опустела.
Старик Ла идет сердитый, тычет прутиком в следы, качает головой. Все следы старые, замерзли. Звери больше не ходят, залезли в норы и дупла.
Ла налегает на лыжи. Он подходит к шалашу и слышит, что там идет веселье, молодые парни играют в карты. Услыхав скрип снега, они прячут карты. Уленда спит.
— Тайга пустая! — говорит Ла, раздеваясь. — Следы замерзли, все звери спят. Только старые следы есть. Завтра пойдем домой.
Ла ударяет ногой Уленду.
— Старый дурак! Парни тут ленятся… У-у! — Он гоняет заспавшегося старика по шалашу.
Утром пятеро охотников стали дружно укладывать меха в мешки. Промысел был удачным. Одна к одной укладываются огромные серебристые и красные лисы. Пышные черные соболя. Колонки. Рыси с кисточками на ушах. Выдры. Многие шкуры вывернуты мездрой вверх. Ла выворачивает мехом вверх соболя.
— Какой большой! — говорит Пыжу.
— Да, какой плохой! — грубо перебивает его отец.
— Да, да, плохой! — спохватывается сын.
— Плохая охота была! — жалуется старик. Так полагается.
Потащили мешки из балагана. Вот уж стали укладывать в нарты, привязывать. Запрягают собак.
«Домой! Домой!» — ликуют сердца молодых.
Бельды тоже собрались домой.
Денгура, запахивая белую дорогую баранью шубу, с важностью уселся в большую красную нарту. Нарта, как кресло, со спинкой. Упряжка из одиннадцати рыжих собак. Недалеко другая нарта, около нее суетятся еще охотники.
Перед Денгурой стоит маленький, бедно одетый старичок Чакча.
— Пойди в их деревню! — властно говорит Денгура. — Скажи, вы хотели нашего Писотьку убить, все равно что убили, мы будем думать, что убили нашего.
Писотька Бельды подымает собак и вскакивает на первую нарту верхом. Нарта за нартой проносятся мимо бедняги Чакчи.
Чакча вздыхает, качает головой, берет торчащие из снега лыжи и палку. Поднимает двух тощих собак, подпрягается и тащит полупустую нарту по другой тропе.
Ла сидит у себя дома на кане, поджав босые пятки. Пылают два очага. Полутьма полна скуластых лиц.
— Он сказал, — говорит Чакча, — «вы нашего Писотьку хотели убить, все равно, что убили… Платите выкуп за убитого или будем воевать!»
— Будем воевать! — яростно кричит оскорбленный Ла.
— Ай-ай-а-а-ай! — орет Ойга. — Зачем воевать?
— Нет, отец, обязательно пойдем воевать! — горячо говорит Удога.
— Чакча! Отвези им наш ответ, — говорит Ла. — Скажи: «Вы хотели свои ловушки поставить там, где наши стояли, по нашей лыжне ходили, — все равно что обокрали нас. Будем знать, что вы воры, а мы только попугали вашего, совсем убить его не хотели, только ему шапку порвали, а вы за это грозитесь убивать нас, все равно что убили, будем думать, что убили, вас в долгу два раза считаем».
— Я сначала съезжу домой, отдохну, — отвечает Чакча.
Он уехал.
Ойга кричала на мужа, рвала на себе волосы, кидала чугунные сковородки.
— Зачем воевать, пожалей детей! У тебя два сына! Пусть войну затевает тот, у кого девки!
Чакча честно выполнил поручение и слово в слово передал ответ Самаров.
Ссора разгоралась.
Денгура с жаром взялся за дело, желая иметь повод, чтобы притеснить Самаров. Это был один из тех людей, которые любят ссоры, кляузы, тяжбы.
«Да, вот тебе и сердце соболя, — думал Пыжу. — Нет, это было не сердце соболя. Удача нам в тайге была, но соболя все же не сами к нам бежали, а мы за ними гонялись да гонялись. В тайге поссорились. Война будет… Не знаю, может, верно, это было сердце соболя, а я подумал, что кусочек от сохачьего пуза, и Сандиемафа рассердился и нагнал за это Бельды на нашу речку!»
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ЛОЧА
