калитку мимо опешившего сэра Чарльза по дорожке к дому, после чего растаять в воздухе. Как я рассчитывал, после подобного зрелища сэр Чарльз усомнится в собственном рассудке — и побежит ко мне советоваться. Я бы сказал ему, что его мечтания о Лауре вызвали эротический психоз, назначил бы лечение успокоительными средствами и категорически запретил бы ему даже думать об этом женщине. Через какое-то время страсть угасла бы сама… Беда была в том, что к тому моменту бедный сэр Чарльз и в самом деле был несколько не в себе.
— И что же он сделал? — Ватсону стало интересно.
— Он рванул за ней, как кобель за сук… как Орфей за Эвридикой, — на сей раз ложноклассическая матафора резанула Ватсону ухо сильнее, чем откровенная грубость. — Видимо, он был готов на всё. И проклятие его настигло. Почтенный сэр Чарльз на моих глазах превратился в огромного пса преотвратительного вида. Поверьте, зрелище не из приятных.
— А как же тело? — вдруг пришло в голову Ватсону. — Ведь труп сэра Чарльза видели многие люди. Кто-то же похоронен в семейном склепе?
Доктор Мортимер замолчал. Алабастр уставился на него весьма пристально.
— Мне не хотелось бы об этом говорить, — наконец, выдавил из себя доктор.
— А придётся, — предупредил обвинитель.
Мортимер упорно молчал.
— В таком случае, — принял решение Алабастр, — пора вызвать главного свидетеля по этому делу. Если доктор не возражает — поскольку речь идёт о человеческом духе.
— Хотя мы полагаем его в высшей степени недостойном этого звания, — осуждающе прогудел дух Баскервилей и оскалил клыки. Из кабаньей пасти дохнуло злой колодезной сыростью.
— Вы согласны? — обратился к Ватсону дракон.
— Вызывайте, — Ватсон пожал плечами. — Кстати, я его знаю?
— С определённой стороны, — невнятно выразился Алабастр и сделал руками непонятный жест.
Мир снова покачнулся, стены вздрогнули и поплыли. Когда же Ватсон проморгался, то увидел, что рядом с Бэрримором стоит невысокий человек в костюме, пропитанном водой и перемазанном тиной. Вода стекала с его лица, грязь залепила лоб и склеила веки. На скуле багровела незаживающая царапина. Через плечо у новоприбывшего висела жестяная коробка для ботанических сборов.
— Стэплтон! — вскричал Ватсон.
Тот, услышав своё имя, открыл глаза — чёрные, цвета протухшего яйца.
— Я мёртв, — без выражения сказал человек. — Зачем вы тревожите мертвеца?
— Нельзя ли его… привести в порядок, что-ли? — попросил Ватсон. — Мне не очень-то приятно смотреть на этого человека, а в таком виде он особенно отвратителен.
— Как вам будет угодно, — дракон сделал ещё одно движение.
Лицо и фигура Стэплтона изменились. Грязь и тина исчезли, лицо приобрело естественный цвет, глаза — тоже. Если бы не остановившийся взгляд, то злополучного натуралиста можно было бы принять за живого, хотя и несколько потрёпанного обстоятельствами.
— Назови своё имя или имена, — потребовал Алабастр.
— Стэплтон. Ванделер. Баскервиль, — сказал мертвец. — У меня много имён.
— Теперь назови имя силы, которой ты служишь, — Алабастр нетерпеливо щёлкнул пальцами.
— Вы не имеете власти надо мной, — попробовал было упорствовать Стэплтон, но дракон так впился в него взглядом, что тот пошатнулся.
— Твои боги тебе не помогут, — насмешливо сказал дракон. — Повинуйся! — он поднял зелёную лапу с изумрудом и начертил в воздухе какой-то знак.
Глаза трупа, и без того не радовавшие сменой выражений, окончательно застыли. Было видно, что дух, удерживаемый внутри временной оболочки, подавлен и подчинён.
— Я раб лоа Агве и лоа Симби, — прошептали бескровные губы Стэплтона. — Я имел силу от них и творил волшбу их именем.
Ватсон вытаращил глаза.
— Что? Волшба?
— Он занимался магией, и весьма успешно, — мрачно сказал доктор Мортимер. — Можно сказать, на профессиональном уровне. Наш хороший знакомый был адептом вуду, тайного африканского культа.
Ватсон затряс головой.
Нет, это какая-то ошибка. Стэплтон и африканский культ? Он конечно, негодяй, но я в жизни не встречал более прозаического человека.
— Похоже, вы слишком много общались с шарлатанами, — не удержался от колкости болотник. — Колдовство — практическое и даже прозаическое занятие. А этот мерзавец был сильным колдуном. Таких называют бокорами: они занимаются уловлением тел и душ. При помощи иголок и булавок.
— Постойте, — Ватсон сжал голову руками, пытаясь сосредоточиться. — Булавки? Я что-то читал об этом. Какое-то деревенское колдовство. Колдуны, делающие тряпичные куколки, изображающие жертв, и потом протыкающие их иглами, чтобы принести вред — это оно и есть?
— Примерно так, если говорить о внешней стороне дела, — подтвердил Мортимер.
— В таком случае вы все ошибаетесь, — решительно заявил Ватсон. — Мы с Холмсом были в доме Стэплтона и внимательно осматривали там всё. Никаких следов подобных занятий я не видел. Если он кого и прокалывал булавками, то исключительно бабочек…
— Вот именно, — вздохнул Мортимер. — Люди удивительно слепы. Всё происходило буквально на ваших глазах. Зачем делать куколку из тряпок, когда можно взять живую куколку или бабочку? Вы знаете, Ватсон, что бабочка является символом человеческой души? Вы смотрели на его коллекцию насекомых и не понимали, что видите.
Доктор потряс головой, не желая верить.
— Стэплтон был ещё и ботаником. Может быть, и в этом вы усматриваете что-то предосудительное?
Мортимер посмотрел на доктора с удивлением. Потом криво ухмыльнулся.
— Да, вот что значат слова, — сказал он. — Для вас «ботаник» — что-то совершенно безобидное. А ведь раньше собирателей трав чурались. Потому что знали: некоторые растения собираются со вполне определёнными целями. В особенности — редкие болотные травы. Кое-какие
— Он переехал в Девоншир, чтобы завладеть родовым поместьем и деньгами, — начал было Ватсон, но Мортимер его перебил:
— Деньгами? Вы вообще задумывались, на что живёт чета Стэплтонов?
— Холмс что-то говорил об остатках состояния. Да какое это имеет значение?
— В самом деле, никакого. В смысле — деньги для него значения не имели. Потому что он их мог заработать в любой момент, сколько угодно. Один мотылёк, умерщвлённый
— Нет, подождите, — Ватсон решил сражаться за остатки собственного здравомыслия до конца. — Он всё-таки белый. Откуда он мог набраться всей этой гадости? Втёрся в доверие к каким-то подозрительным черномазым? И они его приняли? Не верю.
— Вообще-то, — напомнил Мортимер, — это совершил его отец, Роджер. Он бежал в Южную Америку и осел на Гаити, где находится центр культа. Вы не были на Гаити? Очень интересное место.
— И зачем это было нужно Роджеру?
— Насколько я понимаю, он начал с того, что обратился к колдунам-вудуистам за каким-то делом. Бокоры умеют видеть человека изнутри. В Роджере они разглядели много интересного, в том числе и проклятие Баскервилей. Колдуны интересуются такими людьми.
— И что же дальше?
