двадцать минут третьего неожиданно двинулись к Крымскому мосту, прорвали кордоны милиции и внутренних войск возле него и ринулись дальше по Садовому кольцу, сминая на своем пути безоружные милицейские и солдатские заслоны. Без особого труда можно было заметить: на острие прорыва действуют не простые демонстранты, а хорошо подготовленные и организованные боевики, вооруженные арматурой, дубинками, камнями. По всем правилам военного искусства они охватывали милицейские силы с флангов, после чего совершали прорыв.
Утверждения, будто события 3 октября начались стихийно, как порыв неорганизованных участников митинга на Октябрьской площади, опровергают сами же участники тех событий. Одно из таких свидетельств приводит Иван Иванов в своей «Анафеме»:
«…Примерно в 14–10 появилась стройная колонна демонстрантов во главе с Ильей Константиновым. Эта колонна беспрепятственно достигла середины Октябрьской площади. В этот момент словно растаяли, рассыпались многочисленные оцепления, и площадь превратилась в бурлящий людской котел. На какое-то время показалось, что вот-вот начнется запланированный митинг. Однако дальше произошло следующее. Неожиданно для многих собравшихся, в центре площади образовалось некое плотное людское ядро, которое резко двинулось на Садовое кольцо, в направлении Крымского моста. Раздались недоуменные возгласы типа: «Вы куда? Мы же так не договаривались. Митинг назначен здесь, на Октябрьской». Но с Садового кольца уже неслись призывы: «Вперед, к Белому дому!..»
Вот так. «Договаривались» просто провести митинг, однако возникшая как из-под земли «стройная колонна» образовала «плотное ядро», «резко двинулась» на Садовое кольцо и увлекла за собой остальных.
Стоит также добавить, что, по свидетельству того же Иванова, весь путь от Октябрьской площади до Белого дома в рядах «демонстрантов» проделал помощник Руцкого Андрей Федоров с рацией в руках. Возможно, там были и другие такие же «стихийные демонстранты».
По свидетельству очевидцев, весть о том, что «демонстранты» прорываются к Белому дому, в самом Белом доме была встречена с восторгом: «Москва поднялась!». Депутаты бросились к окнам, поздравляли друг друга…
Белодомовские мемуаристы потратили много слов на описание жестокости ОМОНа и внутренних войск во время событий 3–4 октября. Жестокость, конечно, была, но ведь как все начиналось… Опять-таки свидетельствуют тогдашние «демонстранты» (в пересказе Иванова), которым, как вы понимаете, нет смысла представлять происходившее в выгодном для их противников свете:
«…На самом мосту через Москву-реку (Крымском. — О.М.) в районе отводных лестниц стоял ОМОН. При приближении демонстрантов мост ощетинился. Колонна остановилась в ста метрах, и, чтобы избежать столкновения, на переговоры с ОМОНом отправилась группа во главе с батюшкой, но щиты не разошлись. И под песню «Варяг» колонна угрюмо двинулась на заграждение. История научила: оружие демонстрантов — камни. Люди добывали их, выковыривая асфальт из трещин на дорожном покрытии моста. Но добытого хватило только на первый бросок, домашних заготовок не было! Началась драка, скрежет щитов, удары дубинок, крики, мат, первая кровь. За несколько минут ОМОН был практически смят».
Оставив в стороне батюшку и «Варяга», подумайте: горстка безоружных омоновцев (100–150 человек), выполняя приказ, пытается остановить агрессивную трех-четырехтысячную толпу, швыряющую в них булыжники (на сколько бросков их там хватило, поди теперь посчитай), орудующую палками, железными прутьями… Естественно, эта горстка смята. Как вы полагаете, эти избитые омоновцы или их сослуживцы потом не припомнят «демонстрантам» те унизительные, кошмарные для них минуты?
Но это омоновцы. Профессионалы. Позади них были солдаты внутренних войск. Срочники. Восемнадцати-девятнадцатилетние юнцы. Снова свидетельство с «той» стороны:
«В заграждении стояли военнослужащие внутренних войск, совсем мальчишки. Кто успел, убежал по боковым лестницам вниз. Но странное дело: они не убегали к машинам на безопасное расстояние, а стояли как бараны около моста, прикрываясь щитами от камней. Видимо, приказа отступать в случае столкновения не было! За их спиной на безопасном расстоянии маячили группки эмвэдэшного и гражданского начальства. Оставшиеся на мосту побитые солдаты были испуганы, многие плакали…»
Вы бы уж хоть про плачущих побитых солдат не писали, если хотите нас убедить, что октябрьские события начались с «мирной демонстрации»! Воздержались бы от воспоминаний, как эти ребята, словно истуканы («бараны»!), стояли под градом камней, тщетно пытаясь закрыться от них щитами! А то ведь как- то не верится во все эти рассказы про благородных, миролюбивых, ищущих справедливости демонстрантов.
Вся штука, однако, в том, что Иванова и других мемуаристов буквально распирает от искушения вновь и вновь пережить эйфорию тех победных часов. Белодомовский летописец беспрестанно «прокручивает» в памяти увиденные им самим или другими сцены недолгого триумфа:
«Авангард колонны — около тысячи бегущих людей разного возраста — вооружался по дороге камнями и дубинами, выламывая скамьи из омоновских машин, прихватывая в местах дорожных работ все, что могло сгодиться во время столкновения. К колонне с боковых переулков присоединялись все новые люди. Коммерческие ларьки не громили! Частные машины, припаркованные к обочинам, не трогали! Гнев людей выплескивался только на омоновскую технику, когда разбивали стекла в брошенных военных грузовиках и эмвэдэшных автобусах».
«Испуганное эмвэдэшное заграждение разбежалось в стороны с пути несущихся людей почти само собой, ощетинившись щитами уже по бокам — на Пироговке и Кропоткинской…»
«…По Садовому кольцу удирает по встречной полосе военный грузовик ЗиЛ-131. Номер неразборчив, машина летит к метро «Смоленская». На дверке висит демонстрант, которого вскоре стряхивают с машины. Грузовик врезается в колонну машин МВД (группа из трех грузовиков), стоящих на обочине. Притирается по их правой стороне бортом и метров через восемь утыкается в один из них. По его левому борту раздавленный в лепешку человек, впереди упал сбитый в момент столкновения военнослужащий МВД…».
«На Новом Арбате первые 80 — 100 человек бежали буквально в десяти метрах за спинами улепетывающих со всех ног эмвэдэшников, уже не встречая никакого сопротивления. Только каски убегавших мелькали перед глазами и скрывались во дворах. Побросав автобусы, они битком набивались в газующие легковушки и гнали по тротуарам к набережной. И, наступая им на пятки, улюлюкая, даже не пуская в ход камни, бежал жиденький авангард демонстрантов».
«Пробегая мимо пандуса, забившимся, как в нору, омоновцам бросали с презрением: «Крысы!». Грузовик со стягом перегнал демонстрантов и стал долбить поливалки с левой части заслона». (Тут автор предусмотрительно опускает одну существенную деталь: стяг на грузовике, таранящем заслон из поливальных машин, был красный. Вообще у Иванова нигде нет упоминания, какого цвета были флаги, которыми 3–4 октября размахивали демонстранты — сторонники Белого дома. Очень ему не хочется признавать доминирующую роль «коммунистических идей» в головах мятежников.)
«Существенно потрепанный ОМОН — без щитов, касок и дубинок — пытается спрятаться в автобусах, за машинами, прорваться к своим. На крыше одного грузовика один такой подбитый — ВМЕСТО ЛИЦА СПЛОШНАЯ КРОВАВАЯ МАСКА И ЗАТРАВЛЕННЫЕ ГЛАЗА (выделено мной. — О.М.)».
И вот после всего этого автор принимается уверять, что последовавшая затем жестокость противной стороны была немотивированной и неоправданной. Я не собираюсь никого оправдывать. Вместе с тем не могу согласиться, что у омоновцев и солдат после всего случившегося в первые часы «народного восстания» не было психологической мотивации действовать жестко и даже жестоко. Подобная мотивация имелась в избытке. Жестокость рождает жестокость.
Впрочем, у омоновцев были и старые счеты с «мирными демонстрантами» — еще с майских дней 1993 года, когда на Ленинском проспекте грузовиком расплющили их товарища, старшего сержанта милиции Владимира Толокнеева.
«Цепочка смята, личный состав оттеснен, автомашины захвачены…»
Здесь, может быть, стоит еще привести сухую, бесстрастную документальную запись с фиксацией драматических событий, случившихся в те часы на Садовом кольце. Эту запись, сделанную, по-видимому, в штабе внутренних войск, воспроизводит в своих мемуарах бывший командующий этими войсками Анатолий Куликов. (Должен предупредить читателя, что время тех или иных событий, указываемое разными
