— Завтра отец тебя заставит прятаться.
Отвечает Ню-лан:
— Хэй! Куда же я такой большой спрячусь?
Говорит Чжи-нюй:
— Не бойся, я научу тебя, что делать.
Только утро наступило, старик опять зовет зятя:
— Давай, зятек, поиграем, теперь ты спрячься, а я тебя искать буду.
— Давай, — согласился Ню-лан.
Присел Ню-лан на корточки, перекувырнулся, вышивальной иглой обернулся. Спрыгнула Чжи-нюй с кана, подобрала иголку, вышивать стала, а сама говорит:
— Ищи, отец! Ню-лан уже спрятался.
Кинулся старик искать, весь дом обыскал, весь двор обшарил — не может. Воротился в дом и говорит своей старухе:
— Не нашел я его. Он меня нашел, а я его нет.
Бросила тут Чжи-нюй иголку на пол, опять Ню-лан перед ней. Говорит ему Чжи-нюй:
— Хочет отец завтра наперегонки с тобой бегать, смотри, как бы он верх не взял!
— Как же это он верх возьмет?
— Ай-я! Тебе ни за что за ним не угнаться! Иди скорее в амбар, увидишь там красные семена, набери одну меру с лишком да красных палочек для еды прихвати. Еще дам я тебе головную шпильку, из золота сделанную. Как станет тебя отец догонять, я крикну: «Брось шпильку». Только помни, бросать надо вперед, а не назад!
Вышел на другое утро старик, зятя кличет:
— Эй, зятек! Давай наперегонки побегаем, ты впереди, я за тобой. Догоню — съем, не догоню — помилую!
Согласился Ню-лан, и побежали они. Зять впереди, тесть позади, а жена с тещей взяли детей и вслед за ними пустились.
Бежит Ню-лан, бежит, вдруг бросил две палочки да два красных зернышка. Бежит, бежит, опять две палочки да два зернышка бросил. Тесть бежит, палочки да зернышки подбирает. Поднимет — дальше бежит, опять поднимет, опять бежит и приговаривает:
— Ну и зятек! Ему бы с жизнью прощаться, а он все вещи у меня ворует!
Разбросал Ню-лан все зернышки, разбросал все палочки, а бежать еще далеко. Видит Чжи-нюй — отец мужа догоняет, сейчас его схватит, как закричит:
— Брось шпильку! Быстрее!
Теща тоже кричит:
— Быстрее! Быстрее!
Обернулся Ню-лан, видит — тесть совсем близко, вытащил шпильку, назад бросил. В тот же миг мужа и жену небесная река разделила. Ню-лан остался на одном берегу, Чжи-нюй — на другом. Плачут жена и дети. Даже теща слезы льет. Плачет Ню-лан на другом берегу один-одинешенек.
Увела теща в дом дочь и внуков, тесть тоже ушел. Так и остался Ню-лан жить на другом берегу. С той поры муж и жена могут встречаться только в седьмой день седьмой луны.
В этот день с самого утра все птицы поднимаются в небо, вырывает теща у каждой по перышку: у сороки рябой, у сороки простой, у жаворонков да ласточек, из перьев мост строит.
К вечеру седьмого дня седьмой луны, если все время глядеть на небо, можно увидеть Млечный Путь — длинный-предлинный мост через Небесную реку. На этом мосту и встречаются Волопас — Ню-лан и Ткачиха — Чжи-нюй. Если спрятаться в виноградных лозах, можно услышать их разговор. Говорит Чжи-нюй мужу с обидой:
— Велела я тебе шпильку вперед бросить, а ты ее назад бросил, вот и разделила нас Небесная река!
Отвечает Ню-лан:
— Увидел я, что отец твой меня догоняет, со страху забыл, что ты велела. Триста шестьдесят дней в году, триста шестьдесят чашек да триста шестьдесят котлов у Ню-лана. Чжи-нюй, как придет, все перемоет, стопкой сложит. И одежду всю перестирает да перештопает.
А на шестнадцатый день седьмой луны к матушке уходит, нельзя ей больше с Ню-ланом оставаться.
В старые времена жили на свете муж и жена по прозванью Цзян. Посадили они тыкву-горлянку, ботва длинная — через стену перекинулась к соседям по прозванью Мэн, глядь — у соседей большая тыква выросла. Мэны ее срезали, потом разрезали, смотрят — в тыкве девочка сидит, и назвали девочку Мэн Цзян-нюй — девочка из семей Мэн и Цзян.
Шли годы. Выросла Мэн Цзян-нюй настоящей красавицей — фея с небес спустилась. Взглянешь — сразу влюбишься, только никто ее не видал: были Мэны людьми богатыми, дочь держали в высоком доме в саду, в сад никто не входил, а за ворота девушку не выпускали.
Одному только Фань Си-ляну как-то посчастливилось увидеть ее, и стали они вскорости любящими супругами.
Как это случилось? А вот как. О ту пору император Цинь Ши-хуан замыслил построить Великую стену длиною в десять тысяч ли. Людей пригнали видимо-невидимо, всех без разбору мужчин хватали, не счесть, сколько народу там поумирало. Кого схватят — не надейся домой воротиться. А кому охота ни за что погибать? И вот однажды пришли стражники за Фань Си-ляном, а он возьми да и убеги. Прибежал к дому Мэнов, перескочил через садовую ограду, за искусственней горкой из камня схоронился. А тут как нарочно Мэн Цзян-нюй со служанкой в сад погулять вышла, смотрит — мотыльки разноцветные порхают. Захотелось девушке хоть одного поймать. Вытащила она шелковый платочек, бросила, только платочек на мотылька не попал, в пруд упал, а мотылек выпорхнул и улетел. Обидно девушке, притомилась она, на большой серый камень села, велит служанке платок из воды выловить. А та, видно, не поняла, пришлось Мэн Цзян-нюй самой платок доставать. Подошла она к пруду, подобрала рукава. Тут служанка как закричит:
— Ой, что я вижу! — Это она юношу приметила, схоронился он за горкой, на барышню глядит.
Подняла Мэн Цзян-нюй голову, застыдилась, покраснела: и впрямь, на другом берегу прекрасный юноша за горкой схоронился. А Фань Си-лян растерялся, не знает как ему быть, бежать — стражники схватят, остаться неловко — с девушкой-то он не знаком. Наконец он решился, вышел вперед, поклонился служанке и говорит:
— Прошу тебя, девушка, спаси меня, спаси!
А служанка уже оправилась от испуга и давай ругать юношу:
— Ты откуда взялся, бродяга?
Пал юноша ниц и говорит:
— Я — Фань Си-лян, прячусь от стражников, вот и забежал ненароком сюда.
Не унимается служанка:
— А знаешь ли ты, что это сад моей барышни?
Отвечает юноша поспешно:
— Не знал я этого!
А юноша между тем приглянулся Мэн Цзян-нюй: и статен и пригож. Родилась у нее в сердце любовь, и стала она выговаривать служанке:
— Нельзя быть такой невежливой. Отведем его к отцу, пусть научит, как спрятаться от стражников.
Отвели Фань Си-ляна к хозяину.
Поглядел на него старик: и статен юноша, и пригож, разговор с ним завел — все знает Фан Си-лян, о чем старик ни спросит, отвечает без запинки. Пришелся юноша по нраву старику, решил он сделать его своим зятем, и чтобы в тот же день свадьбу сыграть.
Кто мог подумать, что не успеют новобрачные в цветочный зал войти, совершить поклоны, как явятся стражники.
Увели они юношу, заплакали мать с отцом, запечалились все домочадцы. А Мэн Цзян-нюй клятву дала
