В перерывах между рассказами все угощались жареной гусятиной и сидром, что Скакки приберег для этого случая. Рисунок созвездий менялся; дело шло к утру; Люси клевала носом. Наконец, когда над морем блеснул первый рассветный луч, Торгиль промолвила:
— А я песнь сложила.
— Девчонки песней не слагают, — привычно пробурчал Свен, но никто не обратил на него внимания.
— Давайте-ка послушаем. Твоя хвалебная песня в честь Олафа и впрямь удалась на славу, — ободрил ее Руна. — Я бы сказал, мед поэзии пошел тебе только на пользу.
— Это про источник Мимира, — пояснила девочка, к вящему изумлению Джека. Они ведь договорились не заводить о нем речи. Торгиль встала, поклонилась и прочла:
И Торгиль выжидательно умолкла.
— И это все? — озадаченно спросил Скакки.
— Моя мама назвала меня Джилл, — объяснила Торгиль. — А мы с Джеком поднялись на холм — и скатились вниз.
— Тоже мне песнь! — презрительно пробасил Эрик Красавчик.
— Так это же на самом деле было, а история в стихах — не главное, — закричала Торгиль.
— А вот и главное! — возразил Свен.
— Недурно, недурно, — заверил ее Руна, видя, что Торгиль, того и гляди, выйдет из себя. — Стихи, конечно, не из тех, что выдержат испытание временем, но сами по себе очень даже миленькие.
— Никакие они не «миленькие», — рассвирепела Торгиль. — И испытание временем они отлично даже выдержат! Мои стихи будут повторять наизусть много веков спустя после того, как ваше допотопное старье позабудется вовсе!
И девочка бросилась бежать по берегу.
Скандинавы, как всегда, на бегство ее не обратили ровным счетом никакого внимания. А принялись потихоньку собираться. Джек же отправился вслед за Торгиль. Рассвет быстро разгорался; скоро корабль снимется с якоря. Торгиль, скорчившись за камнем, рыдала так, словно у нее сердце вот-вот разорвется в груди.
— Джилл, — тихонько позвал Джек, опускаясь на колени рядом с нею.
— Ты пришел смеяться надо мной? — всхлипнула девочка.
— Еще чего! Я считаю, стихи просто прекрасные: такие действительно переживут века.
— И слава их никогда не умрет?
Торгиль подняла голову.
— Конечно, не умрет. Ты этих дураков не слушай. Свен в поэзии вообще ничего не смыслит, а Эрик Красавчик и половины не расслышал из того, что ты спела. Ну, а Руна… Руна человек упертый, новшеств не признает.
— То есть ты считаешь, что стихи хорошие?
— Я — скальд, прошедший обучение у Драконьего Языка, — торжественно сказал Джек. — Уж кому и понимать в этом деле, как не мне. Стихи отличные!
— Ох, спасибо тебе, спасибо!
Торгиль порывисто обняла мальчика. На долгое, бесконечно долгое мгновение они так и застыли, обнявшись в жемчужном утреннем свете. В лесу пробудились первые птицы и начали приветствовать новый день. Торгиль расстегнула ожерелье из серебряных листьев, отобранное у Фрит.
— Я хочу подарить это Люси.
— А ты уверена? — удивился Джек. — Мне казалось, тебе это ожерелье ужас до чего по сердцу.
— Уж наверное, мне дозволено проявлять щедрость ничуть не меньшую, чем любому другому, — отрезала девочка. — Или ты считаешь меня жадиной?
— Ну конечно же нет! — заверил ее Джек.
— Ну так вот. Да, мне это ожерелье куда как по сердцу. Поэтому подарить его — это великая жертва. Кроме того, у меня останется молот Тора и… и вот это.
Торгиль накрыла ладонью невидимую руну.
Джек с тоской поглядел на ее руку.
— Когда-нибудь и тебе придется расстаться с этим талисманом.
— Когда-нибудь расстаться придется со всем, чем мы владеем. Но я сделаю это с радостью и без сожаления, — гордо произнесла воительница.
Они вернулись к костру. Люси сидела на песке, со сна не вполне понимая, что происходит; Отважное Сердце устроился у нее на коленях. Корабль уже спустили на воду; все скандинавы, кроме Руны, поднялись на борт.
— Вот, — проговорил старик, вручая Джеку склянку с изображением мака.
Джек поднес ее к глазам. На дне плескалось немного прозрачной жидкости.
— Мед поэзии! — удивленно воскликнул он.
— Я хотел было выбросить склянку, гляжу, а она не пуста, — сказал Руна. — Не знаю, что толку с такой малости, но я подумал, может, тебе пригодится…
— Спасибо, — поблагодарил мальчик.
Теперь, когда настало время прощаться, всю его обиду на старого воина как рукой сняло.
— Это тебе спасибо. Ты спас нас от Фрит и вернул мне голос. Ты храбрый мальчик. Будь в тебе чуть больше жестокости, что за славный воин из тебя получился бы!
— Не думаю, — покачал головой Джек.
Теперь и впрямь пора было в путь. Торгиль и Руна взошли на корабль, Скакки отдал приказ браться за весла.
— До свидания, Джек! До свидания, Люси! Отважное Сердце, а ты можешь остаться со мной, если хочешь, — крикнула Торгиль.
Но ворон взъерошил перья и с места не стронулся.
Длинный, умело сработанный корабль беззвучно заскользил по воде и вскоре вышел в открытое море. И растаял в тумане — словно его и не было.
— Пойдем, Люси, — проговорил Джек, обнимая сестренку за плечи. — Путь нам предстоит неблизкий; мама с папой, видать, уже заждались…
Глава 43
СНОВА ДОМА!
В кронах деревьев клубился туман; с листьев капало. Джек шел по знакомой тропе, что извивалась по склону холма по направлению к римской дороге. В одной руке он сжимал почерневший посох из Ётунхейма, другой вел Люси. На плече у него восседал Отважное Сердце.
— Можно, я прилягу? — капризничала Люси. — Я та-а-а-ак уста-а-а-ала.
— Отдохнешь, как только выберемся на дорогу. А тебе, между прочим, хватит кататься на дармовщинку! — отчитал Джек ворона.
Но Отважное Сердце лишь крепче вцепился в его плечо.
Джек все брел и брел дальше, не останавливаясь. В душе его боролись скорбь и радость. Скоро он окажется дома — но зато он навсегда потерял Торгиль и Руну. Последние месяцы мальчик только и думал
