Висит палач на перекладине
Когда я впервые увидел здоровенного мужчину с тонкими усиками под сплющенным носом, избивавшего тяжелой дубинкой еле стоявшего на ногах военнопленного парня с перебинтованной головой, мне показалось, что сердце мое вот-вот разорвется. Я стоял с воронежским учителем Николаем Ивановичем. По годам он ровесник здоровенному полицаю, у которого нет ни имени, ни фамилии. Всем объявлено, что его надо звать «Господин полицай».
— За что ты его бьешь? — вежливо спросил Николай Иванович. — Я-то тебя тогда даже на пять суток не посадил за мародерство…
— Он меня не назвал… — полицай замялся. — А тебе какое дело, товарищ командир?
— Господин полицай, — сказал Николай Иванович и плюнул.
У Николая Ивановича была в Воронеже семья: жена, сын и дочь. Высохший до костей, он каждый раз говорил о сынишке и мечтал вернуться к нему. Даже по ночам он бредил, окликая его во сне.
Убил все же раненого военнопленного здоровенный мужчина, убил за то, что тот не назвал его господином. А ведь он жил среди нас, учился в советской школе, преподавал в техникуме, руководил людьми, занимал ответственные посты. А когда нависла над Родиной угроза, он прицепил на рукав желтую повязку с черным пауком, взял в руки дубинку. И, налив глаза злобой, пошел бить и убивать.
А вот другой тип полицая. Он сам не убивал и не тронул никого даже пальцем. Он просто ходил по камерам, улыбался, подсаживался к разговаривающим и уходил. Казалось, ну что особенного, пришел и ушел. Нет! После его ухода уводили сразу несколько человек — они уже в камеру не возвращались. Такой полицай был страшнее открытого. Ведь каждому хотелось вспомнить о своей Родине, доме и близких. А тут на тебе — тайный полицай. Он мог к услышанному добавить «свое» и тем самым утяжелить «преступление». Высокий и ровный, как телеграфный столб, он появлялся в самый разгар спора, когда не уступала ни та, ни другая сторона. Первое время ему удавалось часто вылавливать «неблагонадежных». Но когда за ним закрепилась кличка «Ку-ку», его работа сошла на нет. Стоило ему только появиться во дворе, как из камеры в камеру летело: «Ку-ку! Ку-ку!» Полицай пытался было запугать:
— Вы все коммунисты, — кричал он. — Всем вам смерть!
Но ничего у «Ку-ку» не выходило. Он стал отсиживаться в полицейском помещении. Об этом узнал комендант. Он и распорядился его дальнейшей судьбой. За плохую работу — убрать. Полицай «Ку-ку» пропал, как бездомная собака.
Но вернусь к первому полицаю, который убил дубинкой раненого военнопленного, за что его повысили в чине до старшего полицая.
Во дворе, а особенно в камерах с наступлением холодов, было строго запрещено разводить костры и разжигать печи. Нарушающие приказ коменданта избивались и расстреливались на месте. Во дворе у стены стояла виселица с готовой петлей.
Не спят только двое.
В камере учитель Николай Иванович задумал сварить вчерашние очистки от гнилой картошки, добытые на кухне во время обеда. Очистки он промыл и подготовил к варке в печи, где уже лежала нащипанная зубами кора от засохших деревьев. Сейчас он сварит и поест. А сытый помечтает о жене и сынишке. В мечтах подержит на руках годовалую дочку Веру.
Вспыхнувшая спичка подожгла кору, и легкий огонек костра заметался в печи под котелком. Николай Иванович, присев, заслонил его своим туловищем. Круглый котелок покрывался сажей, и вода начинала греться, образуя белую несоленую пену. Как-нибудь, а надо сохранить себя ради детей, остаться живым, пройдя сквозь голод гитлеровского режима. И сидит Николай Иванович, ожидая вареных очистков. Перед ним маленькими язычками играет костер.
А у второго, кто не спит в эту ночь, своя задача: во что бы то ни стало найти нарушителя приказа. И вот он, здоровенный мужчина, как змея, ползет по коридору, протирая на коленках брюки. Он учуял запах дыма и теплоту огня. Ему неважно, кто сейчас будет его жертвой: отец или сын, мать или дочь. Ему нужно найти нарушителя приказа и за это получить булку хлеба и пачку табака. И он находит. Он встает с дубиной в руке за спиной Николая Ивановича и негромко, цинично цедит:
— А, товарищ командир…
— Господин Гу… — и не договорил учитель фамилию полицая, бывшего своего подчиненного. Тяжелая дубина легла на голову Николая Ивановича. Картофельные очистки и горячая вода из опрокинутого котелка потекли на пол и поплыли к порогу. Полицай, топая по ним, скрылся в темноте.
Полицай думал, что свидетелями убийства были только темная ночь да угасший костер.
Нет! Не спали заключенные. Они слышали удар. Вся камера поднялась на ноги. Полицай был схвачен. Осторожно, чтобы не привлечь внимание охраны, на руках его вынесли во двор к виселице. И повесили как убийцу. Об этом нельзя молчать!
Придет весна, растопит лед
Сколько всяких наказаний придумано для узника, сидящего в гитлеровском концлагере! Ледяной карцер. В него сажают тех, кто совершил не первый побег, вел агитацию против нацизма, или за диверсию на заводах и фабриках.
Под новый 1945 год мы с Михаилом бежали пятый раз, но опять были схвачены, избиты до полусмерти и отправлены в ледяной карцер.
Это небольшая, но высокая кирпичная конюшня с железными воротами в два раствора во всю лобовую узкую стену. Метрах в десяти стоит жилой красивый дом. В нем живет хозяин конюшни и шесть конвоиров-эсэсовцев, инвалидов. Возле ворот две пары дырявых резиновых сапог и кое-какая одежда,
