даже авторитетные по жизни Аслан и Борис не помогают, хотя обещали, но пока только ездят на Игоревом джипе и пьют его пиво… Так что к людям Игорь ровно дышит, а вот кошек обожает буквально. Всегда замечает их, проскальзывающих по нижнему краю зрения, никто не замечает, а он обязательно, еще и оглядывается… И дома у него в поселке Малаховка, где на улице Фрунзе он построил под голландской черепицей коттедж и обшил его сайдингом, жила кошка, но пропала. Хорошая была кошка по имени тоже Борсетка, потому что сначала думали, что она кот и назвали соответственно Барсиком, а потом определили, наконец, что кошка, но уже поздно было. Маманя Игоря Марина Ивановна, которая при нем, холостом, жила для хозяйства и от одиночества, ее называла просто кошкой, потому что имя Борсетка ей не нравилось. Но кошка ни на что не откликалась, была животным серьезным и самостоятельным, глядела синими глазами хмуро, от погладившей руки отстранялась, изгибаясь с брезгливостью, а гуляла по соседним участкам, как хотела, и два раза в год рожала отличных котят. Котят Игорь топить не хотел, да никак по своей любви к ним и не мог, а, надевши от неудобства рваную огородную телогрейку, шел продавать к станции — кто купит, тот не выбросит — и удачно продавал, потому что синеглазые и коричнево-кремовые котята всегда бывали необыкновенной красоты, от какого бы уличного урода Борсетка их ни родила… Но однажды ушла кошка в загул — и не вернулась. Ночью Игорь не спал, обкурился до хрипа, а что толку? Ушла любимая, и не вернешь ее… Эх, да что вернешь не вернешь, жива была бы, так и того не знаешь… Беда.
Вы уже догадались, конечно, что пропавшая кошка относилась к точно такой же породе, как тот пока безымянный кот, что спал на руках у пьяной шалавки.
Ну в этом-то все и дело.
Или, может, не в этом… Может, просто было судьбой так предназначено, то есть Господь решил, или что…
Как бы то ни было, но Игорь резко остановился, не дойдя до табачного ларька, повернул к каменному полукругу с рассевшимися на нем, как воробьи на проводе, обитателями городского дна, приблизившись, осторожно тронул уголком своей сумки хозяйку животного за плечо и сказал следующие два слова:
— Кошку продай.
В ответ же услышал вот что:
— У этой кошки болт больше твоего, понял, нет? Отвали, моя черешня!
При этих несоразмерно грубых словах подошли и друзья Игоря, и один из них, кажется, Борис, немедленно включился в беседу.
— Закатай ты этой сосалке в лобешник, — сказал он по-деловому, — а кота забери. Хороший кот, тебе пригодится…
Борис знал о пристрастии Игоря и, желая сделать дружбану приятное, уже протянул руку, чтобы осуществить свою идею, но тут произошли сразу два события, переменившие плавное течение рассказа.
Во-первых, хилая бомжишка заорала, что ее убивают. Вопль ее был таким густым, басовитым и невыносимо громким, что заглушил песню про неразделенную любовь, и милиционеры, оторвавшись от проверки паспортного режима, недовольно обернулись.
Во-вторых, кот резко проснулся, встал на коленях хозяйки в виде греческой буквы «омега» и желтоватыми, неожиданно большими клыками со всей дури цапнул протянутую руку, так что из нее сразу сильно потекла кровь.
Итак, скандал.
Укушенный Борис, естественно, гоняется за женщиной и животным с целью убить на хер.
Женщина, прижимая к зеленому свитеру свирепого кота, бегает перед метро кругами, прячась за случайными прохожими, шарахающимися от нее и тем самым усугубляющими неразбериху.
Аслан курит, уже купив в ларьке сигареты, и, будучи северокавказским человеком, стесняется, и делает вид, что он тут, ну, типа, стоит просто.
Игорь молча протягивает в сторону убегающей сиреневые пятьсот рублей, надеясь таким образом рано или поздно привлечь ее внимание и прекратить всю эту хренотень.
Менты, понятное дело, исчезли, им еще не хватает с каждым котом разбираться.
Ужас, короче.
И можно было бы долго описывать развитие этого ужаса.
Как оказавшийся неожиданно пугливым и мнительным Борис пренебрег планами мести и, высоко держа перевязанную носовым платком руку, быстро пошел искать ближайший травматологический круглосуточный пункт, где ему могли бы сделать укол от заражения крови, столбняка и других последствий неизвестного кошачьего укуса. Ушел Борис да больше и не вернулся в наше повествование, нечего ему здесь делать.
Как громкоголосая девица успокоилась и спокойно отвергла и пятьсот предлагавшихся ей за кота рублей, и даже тысячу.
Как Игорь, потрясенный до глубины своей непривычной к настоящей любви души, стал за каких-нибудь десять—пятнадцать минут сильно уважать эту вроде бы ни в каком смысле не достойную уважения обычную бродягу и пьяницу, и даже не просто уважать, а восхищаться, чего с ним раньше никогда не происходило по отношению к людям.
Как предложил он ей, грязной и дурной с вечного похмелья, проехать с ним в поселок Малаховка и там поселиться вместе с котом под присмотром мамани Марины Ивановны в обшитом сайдингом коттедже, места хватит, фактически осмотришься, а потом конкретно решим вообще.
Как Аслан сказал, что с этой билять в одной машине ехать не будет, слушай, она весь салон вонять будет, зачем ее берешь, совсем как дурак. А Игорь его послал туда, куда мужчина ни за что не пойдет, а обидится на всю жизнь. Аслан и обиделся, и ушел, плюнув от обиды Игорю прямо на длинноносый модный ботинок, но Игорь этого даже не заметил. Когда же Аслан вернулся через пять минут, решив простить дурака Игоря и продолжать пить его пиво и ездить на его джипе, то уже никакого Игоря возле метро не было. И джипа не было, и девицы не было с котом, а остались только другие бомжи, по-прежнему сидевшие на каменном сыром бордюре, но теперь уже оживленно беседовавшие между собой относительно того, когда эта глупая с котом вернутся на прежнее место — утром или еще в середине ночи. Да еще менты были, тоже вернувшиеся на свое место и теперь проверявшие другого приезжего юношу с другой сумкой… Аслан постоял-постоял, еще раз плюнул и исчез из рассказа следом за Борисом.
Итак, все кончилось у метро.
Больше мы сюда возвращаться не будем, а поедем в поселок Малаховка, куда — с одной пересадкой в метро и еще двадцать минут на электричке от Выхина — прибудем вскоре после самого Игоря с его внезапными возлюбленными. Как раз успеем к тому времени, как Марина Ивановна, женщина, в сущности, добрая, перестанет кричать и несправедливо обзывать девушку проституткой, но задумается, что же с новыми жильцами дальше делать. Сами-то жильцы после всех волнений уже крепко уснули на выделенном им старом матрасике недалеко от печки системы АГВ. Девушка спала на боку, подтянув, по обыкновению несчастливых или желудочно больных людей, колени к груди, а кот устроился сзади нее, как раз под коленями — лежал на спине, выставив все свои руки-ноги вверх, да так и замерев во сне. И Марина Ивановна их накрыла для дополнительного тепла своим старым пальто, все равно его выбрасывать пора…
Конечно, тут можно было бы и оставить наших героев в покое, а читателей в неведении о дальнейших обстоятельствах существования в коттедже под голландской черепицей, что и по сей день стоит на улице Фрунзе в знаменитом подмосковном поселке Малаховка… Однако не так мы воспитаны, чтобы бросать наши рассказы на самом интересном месте, не доведя их до логичного конца и соответствующей морали. Если же кому-то конец, который мы сейчас предложим, покажется как раз нелогичным и даже невероятным, как, собственно, и весь данный рассказ, то это, скажем так, не наши проблемы. Если у каких-нибудь читателей все хорошее и благородное вызывает недоверие, то им с собой что-то делать надо. Потому что в жизни, даже в текущей, жестокой и неблагоустроенной жизни нашей быстро становящейся, но еще не ставшей на ноги страны, есть много хорошего и благородного. Просто об этом мало говорят и пишут, и слава богу, потому что тем самым оставляют нам возможность написать такой вот, хоть и не святочный, но вроде того, рассказ, опубликовать его и прославиться, получив заодно и соответствующий гонорар. А? Ну вот.
В общем, девушку, оказавшуюся наутро Галиной, немедленно принялись мыть и лечить от всего, что она нажила в бесповоротно миновавший мрачный период, и довольно скоро — организм-то молодой! — вылечили и от алкоголизма в популярной клинике, и от хламидиоза с циститом в соответствующем
