И вдруг она сама выпорхнула в прихожую и вопросительно посмотрела на меня. Потом обратилась к Патрику:
— У тебя есть ещё лед?
Все, что наговорил мне Патрик, оказалось правдой. Она была восхитительна — высокая, стройная, загорелая, в обтягивающем белом платье, с длинными золотистыми волосами, рассыпавшимися по плечам…
— Ну, теперь-то зайдешь? — ухмыльнулся Патрик. — Расселл, позволь представить тебе Люсинду. Люсинда, это тот самый приятель, о котором я тебе все уши прожужжал. Скажи ему 'здравствуй' и тут же 'до свидания', потому что он несется на противоположный край острова спасать заблудшую клиентку.
Ее прехорошенькое личико вытянулось.
— Ой, как жаль!
— Люсинда, — сказал я, — поверьте, что я в отчаянии. Я совершенно убит горем. Лишь стихийное бедствие заставило бы меня расстаться с вами в эту минуту, но пропавший клиент — хуже стихийного бедствия. Это землетрясение, извержение вулкана и цунами, вместе взятые. Даже не представляете, как я страдаю. Я смогу увидеть вас завтра?
— Завтра они катаются на водных лыжах, — раздосадованно произнес Патрик. — Они просто помешались на этих лыжах. Ради них только сюда и приехали.
— А как насчет завтрашнего вечера? — спросил я, затаив дыхание.
Люсинда покачала белокурой головкой и грустно улыбнулась.
— Извините, но мы приглашены на званый ужин в Пагуэру.
— А в любое другое время?
— Боюсь, что нет — мы здесь всего на два дня.
— Повеситься можно! — пригорюнился я, отпивая из стакана.
— Да, хуже некуда, — согласился Патрик, забирая у меня свой коктейль. — Увы — долг превыше всего. Поскребись на всякий случай, когда вернешься. Кто знает — может, мы ещё не уснем.
Я распрощался с Люсиндой и зашагал к машине, чувствуя себя несчастнейшим из смертных. К гостинице 'Харбур' я подкатил в половине третьего.
— Возмутительно, — скулила миссис Поппет, пока я помогал ей забираться в 'мерседес'. — Разве можно так обращаться с людьми? Откуда я знала, что это не наш автобус? Все они выкрашены одинаково. Ох, как я устала…
— Может быть, попробуете вздремнуть на обратном пути? — с надеждой предложил я.
— Наверно. Я так устала…
Но она не вздремнула. Более того, чертова старуха довела меня до белого каления, битый час мороча мне голову идиотскими россказнями про свою дочь из Австралии, сынка из Британской Колумбии, соседей из Манчестера, а также про варикозные вены на ногах, не дававшие ей покоя. По счастью, она не успела посвятить меня в подробности фукционирования своего мочевого пузыря, хотя ещё пять минут — и мы по горло увязли бы в этой увлекательнейшей теме.
Половина — распеленать его! — четвертого. Я проводил ведьмино отродье до лифта и, вернувшись к машине, тяжело плюхнулся на сиденье. Голова гудела, спина ныла, настроение было, как у последнего висельника.
Четыре часа.
Толкнув вращающуюся дверь, я вошел в вестибюль больницы и протопал прямиком в справочную.
— Мистер Рэндалл? — переспросила девушка в накрахмаленном белом чепце. — Им занимается доктор Бенес. Посидите, пожалуйста, а я попытаюсь отыскать его.
Я покорно присел.
В половине пятого я по-прежнему сидел, как истукан.
— Извините, — разулыбалась девушка. — Он должен быть с минуты на минуту.
Ты права, милая, а вот на его месте я бы пошевеливался.
Бенес появился без четверти пять. Я одеревенело привстал с жесткого сиденья.
— Мистер Рэндалл? — в свою очередь переспросил он. — Ах, да. Рад известить вас, что у него не перелом, а всего лишь растяжение. Я наложил ему фиксирующую повязку и отослал домой…
— Домой?
— В гостиницу, где он остановился. Он отбыл в такси примерно в половине второго.
Всю дорогу до Магалуфа я чертыхался, не переставая.
Двадцать — блин! — минут шестого.
Я вошел в свой подъезд, привалился к двери Патрика и прислушался. Ни звука.
Что ж, поделом мне. Конец потрясающе поганого дня. Я потащился вверх по ступенькам, еле переставляя ноги и мечтая добраться до постели. Уж выспаться-то мне никто не помешает. К дьяволу всех клиентов. Как-никак, завтра воскресенье. Отосплюсь до полудня, а потом махну на побережье и отдохну от этой братии. Я вымотался до предела…
Я отпер дверь, включил свет и захлюпал по прихожей…
Захлюпал?
Проклятье, я забыл завернуть краны!
Глава третья
Воскресенье! Благословенное воскресенье — день блаженного отдыха, умиротворения и спокойствия.
Иными словами — полная расслабуха! Ха!
Невозможно представить, чтобы за столь насыщенной событиями и праздниками (вернее — катастрофами) субботой последовало столь же мерзопакостное воскресенье. И тем не менее это случилось.
Именно в это воскресенье я и познакомился с Каролиной Куртни — с ненормальным шкипером 'Кэнди Кинга'.
Мне пришлось самому, на собственном опыте убедиться в том, чего стоят досужие разговоры о социальной пропасти. Ведь мирок Каролины Куртни и её окружения столь же далек от мира Дорис Черепахоу и Эллы Харботл, как Марс от Манчестера. Впрочем, по сравнению с Дорис и Эллой, Каролина и впрямь сошла бы за марсианку.
Каролину можно было запросто принять за богиню. Настоящая загорелая Афродита — стройная и проворная, с пышным бюстом и крепкими мышцами; истинное дитя природы. Она передвигалась с кошачьей грацией, при каждом движении искрящиеся каштановые волосы взметались над головой и трепетным дождем рассыпались по плечам, заставляя замирать сердце. Удивительное создание.
Каролина Куртни была американкой. Несметно богатой — всего в двадцать два года. И ещё — чрезвычайно испорченной, невероятно своенравной и фантастически грубой.
Но главное — несравненно сексуальной.
В воскресенье я встал поздно. Лишь в восьмом часу утра я закончил осушать затопленную квартиру и без сил плюхнулся в постель, а яркий солнечный луч, отражавшийся от балконного ограждения и сфокусировавшийся на моем голом пупке, только в полдень пробудил меня от кошмарного сна, в котором японский солдат с физиономией Альберта Фитча раз за разом протыкал мне живот ржавым штыком.
В полусомнамбулическом состоянии я принял душ и выполз вниз к своему 'мерседесу', полный решимости потратить остаток воскресенья на восстановление сил, здоровья и бодрости духа.
Нельзя сказать, чтобы укромных и уединенных местечек было на южном побережье Мальорки хоть отбавляй, но один такой уголок я знал. Крохотный, длиной в какую-то сотню футов, но совершенно прелестный. Представьте себе полоску чистейшего золотистого песка, убегающую от бирюзового моря и отгороженную от внешнего мира с одной стороны высокой скалой с уютным гротом, а с другой — сосновой рощицей.
