— Это Чарльз придумал, — похвасталась она. — Он назвал этот снимок 'Ева в палатке'. Красиво, да? Тебе нравится, Расс?
Я замычал.
— Я тебе нравлюсь, Расс? — с придыханием спросила Хелен. — Я красивая?
— Да… очень…
— А вот снова я.
Снятая крупным планом, Хелен нагишом лежала на надувном матрасе, закинув руки за голову, и улыбалась в объектив.
В следующий миг чья-то повелительная рука туго стиснула голову стоявшего по стойке 'смирно' Фридриха, а чьи-то жаркие губы зашептали мне в ухо:
— Поцелуй меня.
Я медленно повернулся и наши уста сомкнулись. Несколько минут мы барахтались, жадно ощупывая и лаская друг друга; я только начал сожалеть о том, что у меня не восемь рук, как у осьминога, когда Хелен, оттолкнув меня, оправила одежду и зашагала к двери. В течение нескольких страшных мгновений я с замиранием сердца думал, что меня собираются спутить с лестницы, но потом я услышал сладостное клацание замка, запираемого на два оборота. Хелен между тем вернулась, сладострастная и завлекательная, присела на корточки перед кофейным столиком, вручила мне мой стакан, а сама поднесла к губам свой.
— У тебя сегодня много работы? — спросила она.
Я помотал головой.
— Нет, это последняя поездка.
Хелен улыбнулась, словно приняла решение, потом вдруг резко вскочила и вышла из гостиной. Я сперва подумал, что она пошла в спальню, но минуты две спустя услышал плеск воды в душе.
— Расс! — позвала моя нимфа.
Я одним глотком осушил стакан и поднялся, с сожалением думая, что это только сон, и Мики-Маус вот-вот разразится звоном, который выведет меня из оцепенения.
Войдя в ванную, я увидел задернутую занавеску, а на стуле возле ванны желтые брючки, белый свитер, кружевной лифчик и крохотные желтые трусики.
— Никак до спины не достану, — пожаловалась Хелен. — Помоги мне, пожалуйста…
Honni soit qui mal y рense. Да устыдится тот, кто об этом дурно подумает.
Часа в четыре Хелен разбудила меня, зажав мне ноздри кончиками пальцев.
— Просыпайся, соня, — потребовала она, лаская спящего Фридриха. Какой ты у меня большой мальчик! Должно быть, много молока пьешь, да?
Она принялась тереться о меня всем телом. Фридрих затрепетал.
— О, я вижу, ты ещё растешь, — захихикала Хелен. — Ах, проказник, ты меня опять хочешь!
Внезапно она одним прыжком оседлала меня и, запрокинув голову назад, закрыв глаза и закусив губы, принялась скакать вверх-вниз.
— Ооо-оо! Аа-ааа! — стонала она, а я гордо ухмылялся — приятно все-таки чувствовать, что доставляешь женщине такое удовольствие.
Когда час назад Хелен попросила меня потереть ей спинку, я сперва решил, что ослышался, но уже в следующий миг она подтвердила серьезность своих намерений, лихо отдернув занавеску и представ передо мной в столь полюбившемся мне костюме Евы.
Потом мы отправились на скачки. Наездницей Хелен была поистине неутомимой. Она загнала подряд двух или трех жеребцов, прежде чем я провалился в блаженное небытие.
— Аа-ааа! О, Рассел Тобин…! — кричала она, скача во весь опор на моем взмыленном мустанге. — Боже, как замечательно! Ох, он меня проткнет!
В следующий миг она испустила вопль, который, должно быть, услышали на Северном полюсе, и распласталась на мне в полном изнеможении.
Я довольно расхохотался.
Пару минут спустя Хелен пришла в себя, жалобно простонала, открыла глаза и поцеловала в шею. Следующий поцелуй пришелся в сосок, следующий в пупок, а ещё следующий…
Недоуменное поначалу выражение на её лице сменилось недоверием, перемешанным с благоговейным ужасом, а потом — восхищением.
— Ты женат? — внезапно спросила она.
Я покачал головой.
— Зря, — сказала она. — Ты ужасно жесток по отношению к какой-то бедной девушке.
Я рассмеялся.
— А почему ты вышла замуж? — в свою очередь, поинтересовался я.
Хелен сразу посерьезнела.
— Для страховки. — Чуть помолчав, она добавила. — Хотя, наверное, зря.
— Он хоть тебя любит? — спросил я.
— Его никогда нет дома. Вот и сейчас он в Аргентине. Я его уже больше трех месяцев не видела.
— А чем он занимается?
— Строит. Сейчас возводит какой-то мост. И всегда в самых Богом забытых местах.
— А ты не можешь ездить с ним?
— Нельзя. Компания не разрешает. Слишком опасно.
Она нежно погладила меня по щеке.
— Ты даже не представляешь, Рассел Тобин, что ты для меня сделал. Я уже на стенку лезла!
Я, в свою очередь, поцеловал её и сказал:
— Я очень рад, что подвернулся вовремя.
— Не думай, я не какая-нибудь нимфоманка, — поспешно добавила Хелен. Просто стало совсем невмоготу, а тут пришел ты, такой высокий, красивый…
Я стиснул её в объятиях.
— Это просто из-за погоды.
— Нет уж! — глаза Хелен заблестели. — Если мне нужен мужчина, он должен стать моим. — Ее рука метнулась вниз и сграбастала Фридриха. Желательно, вот такой…
Я рассмеялся, прижал её к себе, и некоторое время мы просто лежали и молчали.
Внезапно она подняла голову и недоуменно посмотрела на меня.
— Слушай, а как ты вообще здесь очутился?
Я расхохотался.
— Я собирался загнать тебе дорогую швейную машинку.
Хелен нахмурилась.
— Я бы не сказала, что пять фунтов это очень дорого.
— О, это только для прикрытия. Я хотел продать тебе совсем другую машинку — роскошную и дорогую. Она у меня внизу, в автомобиле.
— А сколько она стоит?
— Пятьдесят фунтов.
— Что!
— Да, пятьдесят фунтов.
— Как, черт побери, ты намеревался раскошелить меня на пятьдесят фунтов?
— А вот как…
Вообразите себе: мы лежим с клиенткой нагишом, она играется со всеми частями моего тела, которые попадаются ей под руку, а я излагаю основные достоинства и преимущества 'макси'.
Когда я закончил, она спросила:
— И много тебе удается таким образом их продать?
— Миллионы!
Хелен глубоко вздохнула, словно борясь сама с собой.
— Что ж, в таком случае, мне, пожалуй, тоже стоит приобрести её.
