— О, это будет просто замечательно!
— Секунду, я возьму карандаш и запишу ваш адрес.
Я выяснил то, что меня больше всего интересовало (Милли снимала комнату у очень задушевной хозяйки — я так и не понял, что это значит), и пообещал заехать в понедельник около семи. Едва я спрятал бумажку с адресом в карман, из раздевалки вырвался раскрасневшийся Родни и устремился к нам, пыхтя, как носорог, страдающий несварением желудка.
Понедельник выдался довольно удачным. Я продал две машинки и поэтому ехал к Милли в самом радужном расположении духа.
Я позвонил. Дверь мне открыла забавная старушка-еврейка, которая сказала:
— Здравствуйте! Заходите, пожалуйста. Вас уже ждут.
Очень задушевная, Милли была права.
Я шагнул в прихожую и сразу увидел Милли, которая стояла наверху лестницы.
— Спасибо, миссис Лейевски, — сказала она. — Поднимайтесь, Расс.
Я втащил 'макси' на второй этаж и Милли провела меня в крохотную, но очень уютную комнатку, где стояла самая замечательная двуспальная кровать, в которой я когда-либо… скажем, спал. Еще кресло и комод — вот и вся мебель.
— А стола нет? — спросил я.
— Вот здесь, на кухне, — сказала Милли.
Она провела меня через спальню в небольшую, обставленную по старинке кухоньку.
— Угостить вас кофе? — спросила Милли.
Самое приятное в нашем деле, что все стремятся тебя угостить.
— Спасибо, не откажусь.
Пока Милли возилась с кофе, я приготовил 'макси' к работе и показал, на что она способна. Милли была совершенно потрясена.
— Она просто великолепна, Расс! Покажите мне только, как она шьет зигзагом.
Меня как будто под дых лягнули.
— Что?
— Как она шьет зигзагом?
— Она… Я боюсь, что этого она не делает.
Лицо Милли вытянулось.
— Ой, как жалко. Извините меня, Расс, я виновата — я должна была сказать заранее. Мне нужно отделывать особые костюмы…
— Какие?
Она рассмеялась.
— Я преподаю балет, а детям нужно…
— Балет! — воскликнул я.
Вот, значит, почему у неё такие ножки!
— Я сама шью детям костюмы. Мне ужасно жаль, что вы зря приехали…
Я ухмыльнулся и ободряюще потрепал её по руке.
— Не совсем зря. Вы могли бы для меня станцевать.
Милли запрокинула назад голову и расхохоталась.
— Как, здесь? Вы шутите!
— Нисколько. Стол сдвинем в сторону…
— Да я тут все чашки посбиваю, — засмеялась она.
— Покажите хотя бы основные движения. Мне страшно интересно.
— Правда?
— Да.
Она чуть подумала, потом покачала головой.
— Нет, ничего не получится.
— Почему?
— Я должна танцевать в трико.
— Так наденьте его!
Она засмеялась.
— Нет, не могу…
Милли явно намекала: 'уговорите меня'. Я уж постарался, как мог.
— Ну, хорошо. Только миссис Лейевски упадет в обморок, если заглянет сюда.
— Она же задушевная.
Милли решилась. Встала и зашагала к спальне.
— Только, чур, не подглядывать!
Я развел руками. Как можно!
Пару минут я прислушивался к доносившемуся из спальни шороху, потом дверь распахнулась и передо мной предстала совершенно обворожительная Милли. В черном трико, стоя на цыпочках и изящно воздев руки вверх.
— Гоп-ля! — воскликнула она.
Я зааплодировал.
— Мне нужна музыка. Достаньте, пожалуйста, из-под кровати проигрыватель и поставьте на стол.
Я вынул проигрыватель, а Милли отобрала нужную пластинку и комнату заволокла ритмичная музыка.
— Сначала, я покажу вам основные позиции, — серьезно произнесла Милли.
— А сколько их?
— Шесть.
— Неужели? А я всегда слышал, что сорок две, — решил поддеть её я. Или даже сорок три.
Милли погрозила мне пальцем, словно расшалившемуся мальчишке.
— Ах, баловник! Я имела в виду балетные позиции.
Она принялась объяснять, но я её даже не слушал. Я, как зачарованный следил за её грациозными движениями и, конечно, за сногсшибательными ножками.
Когда Милли закончила танцевать и сделала очаровательный реверанс, я зааплодировал и вручил ей розу из хрустальной вазы.
— А какие у вас ещё есть пластинки? — спросил я.
— Посмотрите сами, — разрешила она. — А я пока переоденусь.
— Не надо, прошу вас.
— Это ещё почему?
— Я хотел, чтобы вы показали мне ещё один танец.
— Какой?
— Одну секундочку.
Порывшись в кипе пластинок, я наткнулся на концерт Тони Беннета, как раз ту музыку, которую искал — медленную, нежную и сексуальную.
— Что вы ставите? — полюбопытствовала Милли, остановившись в дверях.
— Прелюд Шопена, — хмыкнул я.
Тягучие аккорды мистера Беннета плавно полились из динамика, и Милли свалилась ко мне в объятия.
С минуту она ещё сдерживалась, после чего её бедра прижались к моим, а губы впились в меня, как щупальца осьминога.
Пластинка проиграла, должно быть, уже дважды, когда мы медленно протанцевали из кухни в спальню и я, подхватив Милли на руки, осторожно опустил её на кровать.
— Ой, здесь нельзя… — прошептала Милли. — Миссис Лейевски…
— Я уже ухожу, — сказал я.
— Только попробуй — я начну кричать! — пригрозила Милли.
