просматривать. — Черт возьми, никогда бы не подумал, что в наше время могут быть такие шараги — трикотажная артель «Светлое будущее», а эта — имени Ленинского комсомола. Черт те что!
— Напрасно иронизируете, Иван Дмитриевич. Это такие же госпредприятия, как и все другие, — сказал Михаил Семенович.
— Не думаю. Давайте условимся: больше не заключать новых договоров, полагаю, нам и этих вполне хватит.
— Дело ваше, но, как правило, не все, конечно, но какая-то часть старых договоров закрывается, так что всегда возникает необходимость искать новых заказчиков.
— Воздержимся от новых.
— Ну, что ж, пожалуйста, тем более что я собираюсь идти в отпуск. Думаю, сейчас самое подходящее время.
— Не возражаю. — Климов подписал договора. — Какой вам полагается отпуск?
— Месячный.
— Это оговорено в соглашении? — спросил Климов главбуха.
— Да.
— Так-так, ну тогда давайте заявление.
Михаил Семенович тут же достал его из кармана.
— Ого, какая оперативность. На всякий случай взяли или специально заготовили?
— Я человек предусмотрительный, — улыбаясь одним ртом, ответил Михаил Семенович.
— Ну-ну, — качнул головой Климов и подписал заявление. — Произведите начисление.
— Слушаю, — сказал главбух.
— Благодарю вас, — подчеркнуто вежливо ответил Михаил Семенович, как бы говоря: «Вы меня обижаете, а напрасно, разве вы не видите, какой я хороший человек». Он еще и теперь не терял надежды склонить на свою сторону председателя. Сколько таких людей попадалось на его пути, и многих, очень многих постепенно приручал он, и они привыкали к нему, и он входил к ним в доверие. — Буду надеяться, что к моему возвращению из отпуска вы смените гнев на милость и по отношению к цеху, — мягко, как бы упрашивая, сказал Михаил Семенович.
— Неужели вы ничего не поняли? — искренне удивился Климов. — Или притворяетесь этаким ягненочком?
Михаил Семенович мог многое стерпеть, но не любил, когда на него повышали голос. Сдержанно, чтобы не выдать своей ненависти к этому ортодоксу, он сказал:
— Я все понял. Но вы не учитываете закона производственной необходимости.
— Это что еще за закон?
— Может, в науке его и не существует, но если только его нарушить, то это то же самое, как перерезать жилу в живом организме. Может вся кровь вытечь. До свидания!
Климов еле сдержался, чтобы не послать его к черту. Гад! Уже сюда, в колхоз, прополз, использовав какой-то наш просчет. Да, вся жизнь вот таких жучков на наших просчетах. Вся их философия строится на наших просчетах. Они только и ждут какой-нибудь нашей ошибки или недодумки... Ну, вот теперь, пожалуй, настала пора поговорить и с парторгом.
— Так что, Зоя Филипповна, не нравится мне вся эта история с быстрорастущим и развивающимся деревообрабатывающим цехом, — сказал ей Климов, как только она уселась против него и, как обычно, живо и с интересом оглядела его лицо. — И удивляюсь, как вы могли не заметить этого уродливого факта в жизни вашего колхоза.
Зоя Филипповна придвинула стул ближе к столу, погладила пальцем телефонную трубку и негромко, но быстро стала говорить, не повышая и не понижая голоса, держа его на какой-то одной линии.
— Если говорить по совести, я обращала внимание вашего предшественника, товарища Шитова, но, посудите сами, сколько мы ни старались, — это он мне ответил, — как ни стремились, чтобы получать большие урожаи, рекордные надои, все равно толку было мало. А тут пошли деньги, и какие! И сразу зазвенела копейка в колхозной кассе. И настроение поднялось у народа. И действительно, ведь вы учтите, не только на зарплату или на развитие цеха пошли деньги, но и на развитие всего хозяйства. Запланировали на будущий год механизировать ферму. Установим электродойку — старая вышла из строя. Клуб наметили новый построить. Теперь, судите сами, с повышением расценок на труд доярок фермы перестали приносить тот доход, какой приносили раньше. Их заработок теперь до полутораста рублей в месяц. А у других и выше. Это ведь надо тысячу литров сдать государству, чтобы только одной доярке выкроить на зарплату. А у нас двенадцать доярок. Вот и считайте. А кроме того, ветеринар, зоотехник, рабочие по кормодобыче, сторож, телятницы, управленческий аппарат, бригадир. Разве может все это обеспечить ферма? Поэтому наш цех, как никто, выручает нас. Это находка, буквально находка. Тем более что мы совершенно не подотчетны перед районным руководством за его деятельность. Никакого плана нам не спускают, и ничего от нас не требуют. Да, да, его продукция совершенно не планируется! И это нам позволяет развивать цеховое хозяйство, а денежные средства тратить по своему усмотрению. Вы человек новый, еще не во всем разобрались, но поживете, поработаете и сами убедитесь, что без цеха нам никак. Это я вам говорю — учетчик. А я многое учитываю. Только теперь, как говорится, мы и зажили. И если вы против цеха, то совершенно напрасно. Вряд ли вас кто поддержит, потому что ведь в каждой семье, в каждом доме есть человек, работающий в цехе, а это значит, есть работник, приносящий домой до двухсот рублей в месяц. Нет, не думаю, чтобы вы нашли поддержку среди наших рабочих. Не думаю. А если говорить...
— Вы всегда так много говорите? — остановил Зою Филипповну Климов, с любопытством вглядываясь в нежный овал ее лица, в разгоревшиеся от волнения щеки.
— Вы меня спросили, и я ответила, — несколько обиженно сказала Зоя Филипповна, — могу вообще не отвечать. Мне говорили про вас, что вы резки, теперь я на собственном примере убедилась. И, должна вам сказать со всей прямотой, это не лучшее ваше качество. Нет, оно не украшает руководителя, тем более когда мы говорим о демократии. Надо не только словами, но и личным примером подкреплять эти слова. И вы, если хотите завоевать расположение к вам членов нашей артели, если хотите, чтобы ваш авторитет был высок, как и подобает быть авторитету руководителя, то вы должны...
Климов поднял руку и покачал ею, как бы останавливая сидящую перед ним женщину. В его узких, широко расставленных глазах сквозила усмешка, снисходительная к человеческой глупости, но не настолько, чтобы примириться с нею.
Зоя Филипповна замолчала.
— Вы же прекрасно знаете, что сюда я забрел не на огонек, а послан райкомом партии. Не думайте, что я прыгал до потолка от восторга, получив сюда назначение. Между прочим, до вашего колхоза я работал прорабом на крупном строительстве. Жил с семьей в трехкомнатной квартире, жил неплохо. А вот теперь здесь один. Семью не могу перевезти только потому, что дочь учится в техникуме, а сын готовится в институт... Но партии надо было, и я здесь. Поэтому буду просить вас помогать мне, а не уговаривать и тем более мешать. Договорились? А теперь по существу. Все ваши беды идут оттого, что вы видите главный источник дохода и благосостояния колхоза в цехе, а надо видеть в самом сельском хозяйстве...
— Но я же объясняла вам! Только благодаря цеху мы и зажили!
— Когда я говорил о ваших бедах, то имел в виду райком. Ведь если там узнают, то сразу же прихлопнут вашу лавочку. Неужели вы этого не понимаете? Или, думаете, за такие дела вас наградят переходящим знаменем? Я лично убежден в обратном. Да, совершенно в обратном. Поэтому, пока еще райком не узнал, побеседуйте с коммунистами. Нет, не на общем собрании, а так, ну хотя бы во время уплаты членских взносов, о том, что партийной организации надо ориентировать народ не на цех, а на плановое развитие всех отраслей сельского хозяйства...
Вошел главный бухгалтер. Присогнувшись, положил перед Климовым листок бумаги.
— Вы не ошиблись? — спросил Климов.
— Никак нет. Все до копеечки.
— Семьсот восемьдесят рублей?
— Да. И шестьдесят девять копеек... Тут и зарплата, и отпускные...
— Он что, министр, что ли?
— Это от меня не зависящее. Такая уж была договоренность у Шитова с ним. И мы отступать не можем.
