— Зато у нее мотор работает как часы. И если за рулем будет Амандина в темном парике…
— В чем?!
Проследив взгляд старого циркача, Ник обернулся. Перед ним стояла развеселая девчонка с ярко- вишневыми губами, блестками на веках, рыжими веснушками на носу и с двумя симпапичными каштановыми хвостиками. Честно сказать, Аманду он в ней узнал только по глазам.
— Шикарно! Эх, к такому камуфляжу бы еще настоящие права…
Мамаша Жози протянула ему пластиковую карточку. Ник с изумлением увидел, что фотографию Аманды на нее успели вклеить, а также заляпали все права какими-то фиолетовыми пятнами.
— Что это?
— Это — краска для волос. «Дымчатый топаз», я им пользуюсь. Если пролить на любую светлую поверхность, оставляет вот такой жуткий оттенок. Бутылочку я тоже положила, так что, если патруль все- таки вас настигнет, вы и их сможете обляпать.
Аманда невесело усмехнулась.
— Боюсь, это будет скорее актом отчаяния.
Дед… надо ехать.
— Да, и поскорее. Не реви, девочка. Я знаю, ты переживаешь за Тото… Он хорошо умер. Правильно.
— Нет.
— Не спорь со мной. И поезжай. Ник — удачи!
Береги мою девочку.
— Буду.
— Знаю, что будешь. И не обижай ее.
— Я?
— Ты, ты. Не таращи глаза, тебе не идет. Ну… с Богом.
Все быстро и бурно обнялись, потом Аманда прыгнула за руль, а Ник, кряхтя и согнувшись в три погибели, полез на заднее сиденье. Сиденье рядом с водителем было предусмотрительно снято, а на его месте лежал ворох тряпья. Им — по мысли великой конспираторши Мамаши Жози — должен был накрыться Ник в случае, если их остановит полиция. Ник, разумеется, не собирался этого делать, но без переднего сиденья было гораздо удобнее.
Аманда вырулила с полянки на дорогу, и вскоре смешная машинка уже неслась по шоссе.
Ник с удивлением отметил, что мотор у малышки и впрямь замечательный.
Им предстояло ехать часа три, и вскоре Ник задремал, но из забытья его вырвал голос Аманды.
— Не спи. А то мне страшно.
— Не сплю. Но и бодрым меня не назовешь.
Бессонные ночи в моем возрасте…
— Ник!
— Не буду, не буду. Аманда…
— Что?
— Я так и не сказал тебе…
— О чем?
— Ладно, потом. Сейчас это было бы глупо. В этой машине я могу поместиться, только сложившись три раза.
— Расскажи мне что-нибудь.
— О чем?
— Не о чем, а о ком. О себе. Должна же я знать человека, с которым собираюсь связать всю свою жизнь.
— Аманда, ты…
— Расскажи О Себе!
— Хорошо, хорошо. Значит, так: родился я в Англии, в городе Манчестере. Было это столько лет назад, что твои родители еще не родились, а стало быть, я гожусь тебе…
— В любовники. Ты годишься мне в любовники. Ты один. Больше никто на это не годится.
Если ты комплексуешь по поводу своего возраста, то давай продадим ожерелье, уедем на Багамы, сделаем тебе пластическую операцию и покрасим волосы в черный цвет, только это все равно ничего не изменит! Все?
— Все. Понял. С тобой так нельзя. Ты очень пылкая.
— И страстная.
— Да уж.
— Ну скажи, я страстная?
— Ты? Ты красивая.
— И все?
— Еще ты отчаянная. Теплая. Гладкая и извилистая… Стоп, а то сейчас мы договоримся. Лучше уж про меня. Итак, Манчестер. В тот год «Манчестер Юнайтед» выиграл Кубок Англии в восьмой раз, и моя матушка была на финальном матче. Собственно, там я и родился.
— После свистка?
— Нет, в перерыве. Отец потом долго не мог ей простить, что так и не посмотрел второй тайм.
— Они живы?
— Родители? Нет, давно нет. Мама работала на ткацкой фабрике, чесальщицей. Там долго не живут. Легкие портятся, А отец был шофером-дальнобойщиком. Возил грузы через всю Англию, от Плимута до Эдинбурга. Разбился.
— Ты был уже взрослый?
— Нет, совсем малыш, четыре года. Знаешь, я его толком не помню, но друзья его говорили потом, что я вылитый он.
— А я на маму похожа. Так говорит Жози. А про отца я ничего не знаю. Дядя… дед Карло сердится, когда я про него спрашиваю. Давай дальше.
— Дальше не больно интересно. После материной смерти — это я уже подростком был, двенадцать лет мне брякнуло, — взяла меня к себе тетка, сестра мамина. У нее своих было четверо, я не особенно мешал, но и помощи тоже не оказывал. Стал хулиганить, с ребятами взрослыми связался…
— Ох. С бандитами?
— Нет. С хулиганами. Это разные вещи.
— Чем же?
— Ну… хотя бы по срокам, которые дают одним и другим. Так вот. Был я горе в доме, позор семьи и ужас окрестных улиц. Здоровенным я вырос, в двенадцать мог легко шестнадцатилетнего в драке одолеть, поэтому шпана меня очень уважала и всячески перетягивала на свою сторону. Однажды случилось… ну, в общем, правонарушение случилось, и попал я в полицию. А было мне уже шестнадцать с половиной, а выглядел я на все двадцать. И вот один сержант из полицейского участка, Метьюс, говорит мне: «А не пойти ли тебе, Ник, к нам? И ты при деле, и зарплата хорошая, и тетке твоей облегчение, и всю шпану ты в округе знаешь — всем хорошо». Я, конечно, только засмеялся, потому что по моим тогдашним понятиям ничего хуже легавых быть не могло. Но год спустя о том разговоре я вспомнил, потому что попался уже по-крупному и светила мне тюрьма.
— И ты попросился в полицию?
— Не совсем… В саму полицию меня никто брать не собирался, но в полицейскую академию меня взяли.
— Ух ты!
— И вот представь — я успел уже сержантом стать и первую награду заработать, а ты все еще не родилась…
— Ник!
— Молчу, молчу, это я так, к слову.
— Ну? Ты правда замолчал, что ли? Рассказывай дальше.
— А дальше все. Кончилась история. Двадцать пять лет я служу в полиции Манчестера, в уголовном
