кратковременного налета: взорванный город, сбившиеся в кучу, усталые пленные – и отход
нападавших.
Мнемону недолго оставалось жить.
Снова пауза, которая на этот раз сменилась, как обычно, резким ревом медных труб. На экране
показался длинный, окаймленный шеренгами солдат коридор, по которому быстро шагал
представитель правительства в мундире советника.
Молчание подавляло.
Раздавшийся наконец голос был торжественным, размеренным и жестким:
'По приказу нашего властелина извещается, что планета Хэйвен, доныне находившаяся в
военном противостоянии его воле, сдалась, признав свое поражение. В данный момент силы нашего
властелина оккупируют планету. Оппозиция раздроблена и быстро подавляется.'
Сцена исчезла, и появился прежний комментатор, объявив с важным видом, что информация о
прочих событиях будет сообщаться по мере их развития.
Затем последовала танцевальная музыка, и Эблинг Мис отключил питание.
Торан поднялся и неуверенной походкой вышел, не сказав ни слова. Психолог не пытался его
остановить.
Когда вошла Бейта, Мис жестом показал ей, чтобы она молчала, и добавил:
– Они взяли Хэйвен.
– Уже? – сказала Бейта, и ее глаза сделались круглыми и усталыми.
– Без борьбы. без ублю… – Мис остановился, проглотив слово. – Лучше бы ты пока оставила
Торана одного. Это для него не очень-то приятно. Давай сегодня пообедаем без него.
Бейта глянула было в сторону пилотской рубки, потом с отчаяньем отвернулась.
– Очень хорошо!
Маньифико тихо присел к столу. Он молчал, не притрагиваясь к еде, только невидяще
уставился перед собой, охваченный безмолвным ужасом, который, казалось, истощил все жизненные
силы в его тщедушном теле.
Эблинг Мис с отсутствующим видом оттолкнул свой десерт из замороженных фруктов и
хрипло произнес:
– Два Купеческих Мира сражаются. Они сражаются, истекают кровью, умирают и не сдаются.
Только Хэйвен – так же, как и Установление…
– Но почему? Почему?
Психолог покачал головой.
– Это увязывается со всей проблемой в целом. Каждая необычная грань событий – намек на
природу Мула. Прежде всего: как он смог победить Установление малой кровью и, по сути дела,
одним ударом, пока Независимые Купеческие Миры еще держались. Подавитель атомных реакций
оказался слабым оружием – мы обсуждали это вдоль и поперек до головной боли, – и он не сработал
нигде, кроме Установления. Ранду предположил, – седые брови Эблинга сошлись вместе, – что у Мула
мог быть излучатель для подавления воли. Вот что могло сработать на Хэйвене. Но почему тогда они
не используют его против Мнемона и Исса, которые и сейчас дерутся как дьяволы? Для того, чтобы
взять над ними верх, понадобилась, помимо сил Мула, половина флота Установления. Да, да, я узнал
в атаке корабли Установления.
Бейта прошептала:
– Установление, а вслед за ним Хэйвен. Бедствия словно преследуют нас, а мы, кажется, всегда
ускользаем в самый последний момент. Неужели это будет длиться вечно?
Эблинг Мис не слушал. Он делал выводы сам для себя.
– Но есть еще одна проблема, Бейта. Ты помнишь сообщение в новостях, что клоун Мула не
был найден на Терминусе; что, как подозревают, он бежал на Хэйвен или был доставлен туда своими
прежними похитителями. С ним связано нечто важное, Бейта, нечто не подлежащее забвению, но что
именно – мы еще не знаем. Маньифико должен знать что-то фатальное для Мула. Я в этом уверен.
Побледневший Маньифико слабо запротестовал:
– Государь мой… благородный господин… в самом деле, клянусь, это выше моих бедных
суждений – проникать в ваши желания. Я рассказал вам все, что знал, до последнего предела, и с
помощью вашего зонда вы вытянули из моего скудного разума и то, что я знал, но не знал, что знаю.
– Я понимаю… понимаю… это что-то необычное. Намек столь незначительный, что ни ты, ни я
не признаем его за то, чем он является. И все же я должен его найти – поскольку Мнемон и Исс скоро
падут, и тогда мы станем последними остатками, последними капельками независимого
Установления.
…С приближением к сердцевине Галактики звезды начинают тесниться. Гравитационные поля
перекрываются при интенсивностях, достаточных внесения в межзвездный прыжок возмущений,
которыми уже нельзя пренебрегать.
Торан осознал это, когда прыжок доставил их корабль прямо в сияние злобно вцепившегося в
них красного гиганта, чья хватка была сперва ослаблена, а затем отброшена лишь после двенадцати
бессонных, изнурительных часов.
Имея под рукой только карты ограниченного масштаба и отнюдь не располагая большим
опытом в математике и пилотировании, Торан перед каждым прыжком посвящал дни тщательному
прокладыванию курса. Это стало своего рода всеобщим занятием. Эблинг Мис контролировал
математические расчеты Торана, а Бейта проверяла возможные маршруты на присутствие
действительных решений различными обобщенными методами. Даже Маньифико был приставлен к
работе на компьютере, делая простые вычисления – работа, которая после объяснений стала для него
источником развлечения, и которую он выполнял на удивление искусно.
Так что к концу месяца или около того Бейта смогла наметить красную линию,
пробивавшуюся на объемной корабельной модели Галактической Линзы до половины пути к ее
центру, и сказать с оттенком ехидства:
– Знаешь, на что это похоже? На десятифутового земляного червя с ужасным несварением
желудка. Ты в конце концов посадишь нас обратно на Хэйвен.
– Посажу, – проворчал Торан, разъяренно шурша картами, – если ты не заткнешься.
– И притом, – продолжала Бейта, – есть, вероятно, прямой путь, гладкий как линия меридиана.
– Ага! Но, во-первых, тупица ты моя, чтобы найти этот путь, тыкаясь вслепую, понадобилось
бы пятьсот лет и пятьсот кораблей, а мои паршивые карты сомнительной надежности его не
показывают. Кроме того, очень может быть, что от этих прямых путей стоит держаться подальше.
Они, скорее всего, забиты кораблями. И, кроме того…
– Ох, ради Галактики, перестань нести чепуху и сопеть в праведном негодовании, – она
запустила руки в его шевелюру.
Он взвыл:
– Ух! Вот я тебе задам!
Схватив жену за запястья, он дернул ее вниз, после чего Торан, Бейта и кресло образовали на
полу сумбурную триединую композицию: картину соревнования по борьбе, состоявшего в основном
