против своей собственной расы, если будем о них заботиться и прививать им идеалы с тем, чтобы нашим сыновьям и внукам было еще труднее с ними справиться. Когда ко мне придет кто-нибудь из вас и скажет: “Я не могу рыть противотанковый ров силами детей или женщин. Это бесчеловечно, они от этого умирают”, – я вынужден буду ответить: “Ты являешься убийцей по отношению к своей собственной расе, так как, если противотанковый ров не будет вырыт, погибнут немецкие солдаты, а они сыновья немецких матерей. Они наша кровь”.
Это как раз то, что я хотел бы внушить СС и, как я полагаю, внушил в качестве одного из самых священных законов будущего: предметом нашей заботы и наших обязанностей являются наш народ и наша раса, о них мы должны заботиться и думать, во имя них мы должны работать и бороться, и ни для чего другого. Всё остальное нам безразлично.
Я хочу, чтобы СС именно с данной позиции относились к проблеме всех чужих, негерманских народов, и прежде всего к русскому. Все остальные соображения – мыльная пена, обман нашего собственного народа и препятствие к скорейшей победе в войне.
…Одно является в этой войне само собой разумеющимся: лучше, чтобы умирал русский, а не немец. Лучше всего, если вы будете использовать русских поодиночке, тогда вы можете ездить с ними в танках. Один русский с двумя или тремя немцами в танке – никакой опасности. Нельзя лишь допускать, чтобы один русский танкист встречался с другим русским танкистом, тогда эти парни войдут в сговор. <…>Кроме того, – это один из самых первых уроков, которые я вам давал, – следите за тем, чтобы они смотрели всегда на вас, смотрели всегда в глаза своему начальнику. Это так же, как у животного. Пока животное смотрит своему укротителю в глаза, оно не выйдет из повиновения.
Я также хочу поговорить здесь с вами со всей откровенностью об очень серьезном деле. Между собой мы будем говорить совершенно откровенно, но публично никогда не будем упоминать об этом. Я сейчас имею в виду эвакуацию евреев, истребление еврейского народа. О таких вещах легко говорится. “Еврейский народ будет искоренен, – говорит каждый член нашей партии. – И это вполне понятно, ибо записано в нашей программе. Искоренение евреев, истребление их – мы делаем это…” И вот они приходят – 80 миллионов честных немцев, и у каждого есть свой порядочный еврей. Конечно, все другие свиньи, но данный еврей – первосортный еврей. Те, кто так говорит, не видел и не переживал того, что видели и пережили вы. Вы знаете, что такое 100 трупов, лежащих рядом, или 500 трупов, или 1000 лежащих трупов. Выдержать такое до конца и притом, за исключением отдельных случаев проявления человеческой слабости, остаться порядочными людьми, – вот что закаляло нас. Это славная страница нашей истории.
…Что касается победоносного окончания войны, то все мы должны осознать следующее: войну нужно выиграть духовно, напряжением воли, психически – только тогда как следствие придет ощутимая материальная победа. Лишь тот, кто капитулирует, кто говорит: у меня нет больше веры в сопротивление и воли к нему, – проигрывает, складывает оружие. А тот, кто до последнего проявит упорство и будет сражаться в течение часа после наступления мира, – выиграл. Здесь мы должны применить всё присущее нам упрямство, являющееся нашим отличительным свойством, всю нашу стойкость, выдержку и упорство. Мы должны, наконец, показать англичанам, американцам и русским, что мы упорнее, что именно мы, СС, будем теми, кто всегда устоит. Если мы сделаем это, многие последуют нашему примеру и также устоят. Нам нужно, в конечном счете, иметь волю (и мы ее имеем) к тому, чтобы хладнокровно и трезво уничтожать тех, кто не захочет идти вместе с нами. Пусть лучше мы столько-то и столько-то человек поставим к стенке, чем впоследствии в определенном месте возникнет прорыв. Если у нас будет все в порядке в духовном отношении, с точки зрения нашей воли и психики, то мы выиграем эту войну по законам истории и природы, – ведь мы воплощаем высшие человеческие ценности, самые высокие и устойчивые ценности, существующие в природе.
Когда война будет выиграна, тогда – обещаю вам – начнется наша работа. Когда именно война придет к концу, нам неизвестно. Это может произойти внезапно, но может быть и нескоро. Одно могу предсказать вам сегодня: когда внезапно смолкнут орудия и наступит мир, пусть тогда никто не думает, что он может почивать на лаврах. <…> Ориентируйте всех своих командиров, всех фюреров СС на следующее: лишь тогда, господа, мы по-настоящему будем бодрствовать, так как именно тогда немало людей почиет на лаврах. Я так разбужу СС, буду держать их в таком состоянии максимального бодрствования, чтобы мы смогли немедленно приступить к переустройству Германии. Немедленно начнется работа «по германизации», так как именно к тому времени поспеет урожай, и его можно будет отправлять в зернохранилища. Мы издадим закон о мобилизации ряда призывных возрастов. Затем мы немедленно приведем все наши соединения войск СС в наилучшую форму в плане снаряжения и подготовки. В течение первого полугодия после войны мы будем продолжать работать так, как будто бы на следующий день назначено наступление большого масштаба. Если Германия во время переговоров о мире или перемирии сможет располагать оперативным резервом в 20, 25 или 30 свежих дивизий СС, это будет весьма авторитетный фактор [9].
Когда мир будет окончательно установлен, мы сможем приступить к нашей великой работе на будущее. Мы начнем создавать поселения на новых территориях. Мы будем прививать молодежи устав СС. <…> Само собой разумеется, что наш орден, цвет германской расы, должен иметь самое многочисленное потомство. <…>
Я уже сегодня обратился к фюреру с просьбой, чтобы СС, – если мы до конца войны выполним свою задачу и свой долг, – было предоставлено преимущественное право стоять на самой дальней восточной германской границе и охранять ее. Полагаю, что этого преимущественного права у нас никто не будет оспаривать. Так мы будем иметь возможность практически обучать обращению с оружием молодежь каждого призыва.
Мы будем диктовать Востоку наши законы. Мы будем рваться вперед и постепенно дойдем до Урала. Я надеюсь, что это успеет сделать наше поколение, что любая наша дивизия каждую вторую или третью зиму будет проводить на Востоке. <…> Тогда у нас будет происходить здоровый отбор на все будущие времена. Этим мы создадим предпосылки к тому, чтобы весь германский народ и вся Европа, ведомая, упорядоченная и направляемая нами, на протяжении поколений смогла выстоять в борьбе за свою судьбу – с Азией, которая, несомненно, снова выступит. Нам неизвестно, когда это будет. Если в то время с другой стороны выступит людская масса в 1–1,5 миллиарда человек, то германский народ, численность которого, я надеюсь, будет составлять 250–300 миллионов, а вместе с другими европейскими народами до 700 миллионов, к тому же имея плацдарм, растянувшийся до Урала, а через сто лет и за Урал, выстоит в борьбе с Азией за существование…»
Выделенный текст принадлежит Эйке – и это наиболее четкие, однозначные и как будто задающие тон фразы. Не знаю, произносил ли он их «на открытом воздухе» или просто написал, но Гиммлеру они явно пришлись ко двору, причем, не для юнцов из Орденсбурген, а для своих коллег, группенфюреров СС.
А вот какие «лекции» читал Эйке для взрослых, например, по поводу обращения с мирным населением и заключенными. Приведу один пункт из документа за подписью Эйке еще в бытность его на должности главного инспектора концлагерей. В этой «инструкции» 1937 года описываются варианты пыток «для помещений», а в пункте № 8 предлагается «гуманная возможность избежать физического контакта». Гуманная для психики палача, естественно.
«Заключенный должен быть уложен плашмя на живот… На спину должна быть положена широкая доска, по которой сверху наносятся сильные удары камнями или гирями до 25 килограммов. Удары повторяются до обильного кровотечения изо рта, носа и ушей и потери сознания».
Другой пример. Начало февраля 1943-го, Украина, бои за Харьков. Эйке отдает приказ танкистам дивизии «Мертвая голова» «наказать» нескольких сильно обгоревших советских танкистов, взятых в плен. При этом не забывая и о «воспитании» своих. Он велит посадить русских в свои танки, по одному в каждый, а экипажам проехать по мосту, на котором разложены – на этот раз, на спине, лицом вверх – пленные партизаны. Затем заставляют советских танкистов «вычистить мост».
Принято считать, что личная жестокость сопровождается личной же трусостью. Жестокий трус омерзителен, но в военное время не так «продуктивен», как жестокий храбрец. Эйке был храбр. В бою он находился в самом опасном месте, под огнем, в передовом танке, в окопе. Нечувствительный к чужой
