Десятка из колоды Гитлера

внутренних дел».

О взаимоотношениях с Англией: он, Риббентроп, всегда хотел англо-германского союза, но фюрер в такой союз утратил веру уже в 1940 году, тем не менее «достижение настоящей дружбы между народами Англии и Германии остается фундаментальной необходимостью».

Вот так. Всё правда: говорил, писал, составлял меморандумы, хотел, старался… Но, кажется, так и не понял, что это не тот случай, когда за попытки говорят «спасибо».

Удивительно, но факт: близкий к англо-саксонской расе ариец Риббентроп понимал славянский национальный характер лучше, нежели своих «братьев по крови» – англичан. Снова вспоминается Рудольф Гесс, который считал бомбардировки Лондона роковой ошибкой. И возникает мысль, совсем по Гоголю: если бы к гессовскому пониманию англичан да прибавить понимание Риббентропом славянского характера…

А вот в отношении Гитлера – я так и не поняла: то ли Риббентроп на самом деле убедил себя в его гениальности, то ли в его случае имеет место хорошо укрепленная позиция, с которой нельзя сойти, потому что некуда.

Американский психолог Джон Гилберт, работавший в Нюрнберге с заключенными в период следствия, суда и вплоть до оглашения приговора (человек, вызывающий лично у меня огромное уважение и доверие), вспоминал такую сцену.

После судебного заседания, где были показаны документальные фильмы о нацистской Германии, в которых помимо марширующих колонн и речей Гитлера были кадры «последствий расовой политики»: горы трупов, горки детских игрушек возле крематория, чудом уцелевшие люди, похожие на скелеты, Гилберт, совершая свой обычных «обход» камер, застал Риббентропа с пылающим от возбуждения лицом и глазами, полными слез. «Проняло», – решил психолог. Как бы не так! «Разве вы не чувствуете магическую силу, исходящую от этой личности, даже с кинопленки? Разве вы сами не оказались там, в зале, подвержены ее воздействию?!» – воскликнул, обращаясь к нему Риббентроп.

Джон Гилберт, еврей, у которого погибла семья его двоюродного брата, жившая в Бельгии, молча вышел.

И мне хотелось бы на этом закончить главу, потому что одна эта сцена говорит о деградации личности Риббентропа больше десятков статей. Но в заключение я всё же остановлюсь на основополагающей идее, которой служили все фигуранты этой книги.

Вот она. Запись сделана Риббентропом в тюремной камере накануне казни:

«Трагической судьбой Германии всегда было останавливать наступающий Восток ценой своей собственной крови. Так было со времени битвы на Каталаунских полях [11] ; так было в войнах против Турции, которую Франция натравливала на Европу [12]; то же произошло в последней мировой войне, в которой западные державы своим противостоянием Германии открыли дверь Востоку. Адольф Гитлер до самого конца был убежден, что трагической ошибкой было вмешательство западных держав в конфликт между Востоком и Западом, вмешательство, направленное против народа, защищавшего мировую культуру».

Его кумир, Адольф Гитлер, в 1945 году по этому поводу выразился проще: «Этим …ным (непристойное слово – Е. С. ) демократам из-за океана теперь сто лет придется самим сокрушать славянскую тушу, поскольку у них не только не хватило ума помочь, но даже – терпения дождаться, когда мы доберемся до сердца этой туши и разделаем его» [13] .

ШИРАХ

Замечательнее всего в нем то,
Что он не только наш вождь и великий герой,
Но честный, твердый и простой человек,
В котором кроются корни нашего мира,
И его душа касается звезд,
И всё же он остается человеком,
Таким же, как ты и я.

Я пыталась, но так и не смогла перевести это в рифму: слишком сильным оказалось сопротивление. Все пожилые люди Германии, прошедшие гитлерюгенд, помнят это стихотворение Бальдура фон Шираха: они знали его как дважды два. Каждое утро и вечер, перед тем как сесть за стол, они произносили написанную им же рифмованную молитву:

Фюрер, мой фюрер, данный мне Господом!
Спаси и сохрани мою жизнь на годы вперед.
Ты спас Германию из пучины бедствий.
Благодарю тебя за хлеб насущный.
Не покидай меня, останься со мной навсегда.
Фюрер, мой фюрер, моя вера, мой свет,
Хайль, мой фюрер.

Ширах написал несметное количество стихотворений, песен, гимнов и т. д. Человек, считавший себя ценителем и знатоком великой немецкой поэзии, энергично и плодотворно заполнял духовный мир немецкой молодежи собственными опусами, вытесняя ими образы и рифмы Гейне и Гете, из которого позаимствовал только вот это: «Молодых должна вести молодость».

Бальдур фон Ширах действительно был самым молодым из высших руководителей рейха: он родился в 1907 году. А это было важным обстоятельством, поскольку Гитлер всегда усиленно объяснялся в любви к своей молодежи, подчеркнуто уничижая собственное «прогнившее до мозга костей» поколение.

Останься Ширах только фюрером гитлерюгенда, преступность его деяний была бы подвергнута еще большему сомнению, чем это было сделано в Нюрнберге. Человечество только сейчас учится по-настоящему соблюдать и защищать права самых бесправных своих граждан – детей, поскольку это в природе родителей: считать себя правителями в собственных семьях. Так и государство – любое государство само желает воспитывать свою молодежь. А посторонние – не лезьте, говорит оно, у нас свои условия, свои традиции, свой взгляд на то, что для нее лучше.

Гитлерюгенд отнюдь не свалился с неба на головы немецкой молодежи. Он стал развитием очень немецких традиций, немецкого, «тевтонского» склада ума и чисто немецких молодежных движений – «вандерфогель» и прочих, о которых многие теперь предпочитают не вспоминать как раз из-за их перевоплощения под руководством НСДАП в уродливую форму в виде нацистского молодежного союза. Даже знаменитые американские хиппи в основной своей массе не ведали, откуда прилетели к ним вольнолюбивые, «нонконформистские» ветры, выманивая из каменных джунглей и роскошных апартаментов – на природу и свободу.

Движение «вандерфогель» (бродяги, перелетные птицы – Е. С. ), или «бродяжничество» родилось вместе с двадцатым веком в Берлине и нескольких других стремительно растущих в ту пору немецких городах. Оно сразу стало образом жизни, воплощенным протестом молодых романтических и думающих немцев, не пожелавших грудью встретить снежный ком катящихся на них условностей буржуазного общества, а предпочитавших уклониться. Эти юноши и девушки уходили из городов на вольные просторы и шли – каждый своим шагом. У «бродяг» не существовало ни сословных различий, ни подчинения в какой-либо форме, ни запретов или ограничений, ни шкалы ценностей, разве что кроме высшей оценки – «хороший товарищ». Но у них не было цели. Так что шли они, по сути, в никуда. Тогда, в начале двадцатого века, это был сугубо немецкий феномен, краем задевший Австрию и Швейцарию и чуждый остальной Европе.

Однако как ни старались «бродяги» остаться на живописной обочине общегерманского пути, но пришлось и им взять строевой шаг. После Первой мировой войны «бродяжничество» начало быстро приобретать националистическую и антисемитскую окраску. Любопытно, что в союзы молодежи «Бюнде» (преемники «вандерфогель») входили националисты всех мастей, кроме конкретных национал-социалистов, группировавшихся вокруг молодой НСДАП, а также коммунистов и евреев, поскольку эти три группы после войны искали собственные пути, и несколько аморфная структура таких союзов их не могла устроить. Тем не менее в 1932 году в них входило около миллиона молодых католиков и полтора миллиона протестантов. Их эмблемой была рельефная фигура оратора на фоне озаряющего ее пламени. Отсюда понятно, что юные «бюндовцы» были отнюдь не чужды политики; они участвовали в митингах и уличных драках, как с нацистами, так и с коммунистами.

Позже, в Нюрнберге, Ширах назовет себя «жертвой бойскаутского движения». Он и в самом деле с десяти лет состоял в разных юношеских организациях: сначала в «Лиге немецкой молодежи», потом в патриотической «Кнаппеншафт» и вместе со своими товарищами с восхищением слушал приезжавших в Веймар, где тогда жила его семья, националистических ораторов: Розенберга, Заукеля, Штрейхера. Последний и посоветовал ему поближе ознакомиться с литературой определенного толка, например, «Международным еврейством» Генри Форда и сочинениями Хьюстона Чемберлена. Шестнадцатилетним