слишком давящей и искусственной».
«Сид был очень непростым человеком, именно непростым, — говорит Джун Болан. — Он писал удивительные песни с невероятными текстами. В начале, когда он был более собранным, он напоминал зашоренную лошадь. Он сидел и часами играл замечательные вещи на гитаре, писал, ЗАНИМАЛСЯ ТОЛЬКО ЭТИМ — больше ничем. Он делал поразительные успехи».
«В те дни именно он был самым творческим человеком в группе, заложившим ее основу. Сидя дома и сочиняя песню, он задумывался над тем, что должен играть барабанщик, а что — басист. Он оченьхорошо держал ритм и играл соло, точно зная, что ему хочется услышать. Бывало, он подходил на репетициях к Нику Мейсону и говорил: «Я хочу, чтобы ты сыграл вот так, а вот что должно получиться».
Суми Дженнер никогда не считала Сида особенно общительным человеком: «Он просто самовыражался в своей музыке». Ее муж вспоминает о Барретте так: «Он — наиболее творческая личность из всех тех, с кем мне приходилось сталкиваться. Потрясающе, но факт: за несколько месяцев, проведенных в квартире на Ирлхэм Стрит, Барретт написал почти все песни для ФЛОЙД и для своих соло- альбомов».
«Все происходило спонтанно, идеи так и выплескивались на бумагу. Насколько я мог судить, он не был каким-либо гением-мучеником, выдавливающим из себя свою боль. Когда люди пишут, не ограничивая себя и не подавляя, выходит гораздо лучше, чем когда их начинает заботить их собственное величие».
Питер Дженнер сделал весьма весомый (хотя своевременно и не замеченный) вклад в этот мощный выплеск творческой энергии. Об этом свидетельствует история появления мощного риффового лейтмотива «Interstellar Overdrive» — длинного инструментального номера, служившего кульминацией всех выступлений Сида с ФЛОЙД. Все началось, когда Дженнер попытался напеть песню Берта Бакара (Burt Bacharach) «My Little Red Book», услышанную им в обработке группы LOVE. «Я не самый лучший в мире певец: со слухом у меня беда, — говорит Дженнер. — Сид повторил рифф на гитаре и спросил: «Так что ли?». Конечно, рифф был совсем другим, потому что, сами понимаете, мое гудение, или жужжание, было ужасным …».
К октябрю 1966 года ФЛОЙД были в состоянии ответить на вызов, брошенный им ведущим лондонским журналистом Аланом Джонсом (Allan Jones) из «Melody Maker». Он, в частности, писал: «Психоделические версии «Louie Louie» не проходят, но если они сумеют вплести свои электронные достижения в мелодичные и лиричные песни, уходя от устарелых ритм-энд-блюзовых стандартов, то в ближайшем будущем они добьются успеха». С появлением таких оригинальных барреттовских композиций , как «Astronomy Domine», «The Gnome», «Mathilda Mother» и гимн «травке» — «Let's Roll Another One», вещи Чака Берри и Бо Дидли бесследно и навсегда испарились из репертуара ФЛОЙД.
Творческая активность Барретта, расцветающая пышным цветом по ночам, вскоре проявила себя на сцене. Именно Сид навел Пита Тауншенда на мысль совместить функции ритм- и соло-гитариста в одном лице. Его новшества простирались от игры на слайд-гитаре с помощью любимой зажигалки «Зиппо» до использования специальных эффектов-примочек «Бинсон».
Во время кульминационных моментов концертов — тридцати — тридцатипятиминутных свободных импровизаций на тему «Interstellar Overdrive» и «Astronomy Domine» — Барретт превращался в крутящегося и вертящегося дервиша. То и дело используя фидбэк, он размахивал руками, а светоустановки проецировали колеблющиеся тени на установленный сзади экран. Майлз сообщает, что «Барретт развивал музыкальные новшества, доходя до опасных пределов и танцуя на краю пропасти, удерживаемый подчас только докатывавшимися до них волнами одобрения со стороны публики, находившейся на расстоянии нескольких дюймов от их ног».
«Под конец, доведя аудиторию до экстаза, Ник возвращался к отбивке, которая переходила в коду, и люди могли перевести дыхание».
«Сид уводил вас в совершенно другой мир, — вспоминает Суми Дженнер. — Находясь на сцене, он, казалось, гипнотизировал публику. Остальные еле-еле за ним поспевали».
Барретт и ВЫГЛЯДЕЛ обалденно. Одним из первых он открыл для себя психоделический магазинчик «Granny Takes A Trip» и сделался настоящей витриной того, что Джун Болан назвала «удивительным чувством одежды». Он был, словно манекен. Все, что он надевал, смотрелось потрясающе. Он носил рубашки из атласа со всевозможными украшениями, шарфы и все такое прочее. И внешне Сид был самым симпатичным из группы. Этакий «гений, похожий на Адониса». По словам Суми, Сид постоянно изменял свою внешность. «Непонятно почему, он и Линдси сделали одинаковые прически и носили одинаковую одежду — их невозможно было отличить друг от друга». Едва ли Питер Дженнер был одинок в своем убеждении, что из всех четверых флойдовцев Барретт был «на много голов выше и гораздо важней», и, действительно, «ФЛОЙД были ЕГО группой».
Напротив, Ник Мейсон производил впечатление случайного человека (хотя он даже собрал восемь томов газетных вырезок о ФЛОЙД). Приветливый и занятный «барабанщик-повеса» произвел, тем не менее, на немногих, близких к группе людей, впечатление «высокомерного сноба, надменного и циничного. Может быть, онне был особенно уверен в себе и прикрывался таким имиджем, как щитом? Ведь Ник должен был производить впечатление лучшего ударника ведущей группы, хотя на самом деле он таким не был. С годами, похоже, его характер смягчился». Питер Дженнер, наоборот, считал его не таким психически неуравновешенным, как все флойдовцы, и всегда говорил, что с Мейсоном легко работать.
По крайней мере, то, что у Рика Райта — золотое сердце, было видно невооруженным глазом (как, впрочем, и то, что от рождения он был человеком легкоранимым). Один товарищ флойдовцев до-звездного периода назвал его «мягким и приятным, но неуверенным и колеблющимся человеком», сильно зависевшим от его «более решительной и практичной» жены Джульетты. Сначала коллеги подтрунивали над Риком за то, что в любой песне он играл один и тот же пассаж, который они так и назвали «Rick's Turkish Delight». Райт был наиболее близок к Барретту как в творческом, так и в чисто человеческом отношении. «На сцене, — пишет Майлз, — Рик поддерживал ощущение присутствия чего-то астрального, мира-жируя, как привидение, и извлекая из своего органа призрачные ноты, которые мягко вплетались в общее звучание группы».
«В начале карьеры, — говорит Дженнер, — Рик, как правило, всем настраивал гитары. Сида нельзя было беспокоить: он не был в этом деле асом, но мог бы заняться настройкой, если бы приспичило, а Роджер — тот и вовсе не различал полутонов, тут все было бесполезно. Я никогда особенно не ценил игру Роджера на басу — неудивительно, что он меня невзлюбил. Я так и не привык к тому, что он сам не мог настроить бас-гитару. Он не был похож на Сида, у которого музыка была в крови».
Однако по меньшей мере один приближенный к группе человек — Джо Бойд — отдавал должное напористому стилю игры Уотерса, фирменным знаком которого и значительным вкладом в саунд ФЛОЙД были резкие переходы на октаву вниз. Группа во многом обязана Роджеру своим успехом на начальном этапе своей карьеры — он был загружен работой по горло. Уотерс взял на себя организацию деятельности ФЛОЙД и выступал в качестве пресс-секретаря коллектива. То, что при росте шесть футов один дюйм (185 см) Роджер был чуть выше остальных и немного старше, создавало вокруг него ауру главного человека в ансамбле. Дженнер считает Уотерса «невероятно трудолюбивым и обязательным» и — бесспорно — «самой сильной личностью в группе».
Еще одним крупным проектом Свободной школы стал выпуск первого британского андеграундного журнала «IT» (иногда его называют газетой — прим. пер.). Майлз и Джон Хопкинс, имея весьма скромный опыт в издательских делах, но желая превратить сей орган печати в солидное «международное издание по вопросам культуры», который можно было бы спокойно сравнивать с нью-йоркским «Village Voice» или «East Village Other», объединили свои усилия с энергичным заезжим американцем по имени Джим Хейнз (Jim Haynes). Хейнз — основатель эдинбургского передового книжного магазина «Пейпербэк Букшоп», театра «Трэверс», а позднее Лондонской Лаборатории Искусств (London's Arts Lab) в Ковент-Гардене — мог похвастаться знакомством с такими влиятельными людьми, как вдова Джорджа Оруэлла (George Orwell) Соня и антрепренер Виктор Герберт (Victor Herpert). Соня порекомендовала первую машинистку для издания, а Герберт одолжил четыре сотни фунтов. Для офиса Майлз предоставил подвальное помещение книжного магазина «Индика». Название издания было навеяно часто задаваемым вопросом, типа: «What shall we call it?» («А как мы его назовем?»), и практически мгновенно «IT» превратилось в аббревиатуру «International Times».
Для презентации выходящего раз в две недели нового журнала Хопкинс и Майлз решили
