Когда Александр Грехэм Белл изобрел телефон, он воображал, что его детище будет служить для коллективной аудитории, типа для совместного прослушивания концертов или там хорового исполнения государственного гимна. Однако вышло так, что куда более популярным способом использования его изобретения стали разговоры людей друг с другом.
Первые компьютеры разрабатывались для управления артиллерийским огнем на море и для расшифровки кодов. Интернет же создавали для управления странами после ядерной войны. Ну и что с того? Большинство пользуется им, чтобы пересылать «мыло» и лазить по чатам. Одна личность контачит с другой.
Сечешь, на что я намекаю?
— Меня Хантером звать, — сказал я, улыбнувшись ей в ответ.
— Джен.
Я кивнул и выдал:
— Дженнифер было самым популярным именем для девочек в тысяча девятьсот семидесятых годах и вторым по популярности в тысяча девятьсот восьмидесятых.
— Правда?
— О, прости.
Порой факты, скопившиеся в моей башке, ошалев от тесноты, ищут выход наружу и находят — главным образом через рот. Зачастую это не есть хорошо.
Она покачала головой.
— Ничего. Я понимаю, что ты имел в виду. Кругом одни Джен. Я даже подумывала сменить имя.
— К девяностым это имя скатилось на четырнадцатое место, возможно, как раз из-за того, что набило оскомину, — подумал я и заморгал, вдруг осознав, что сказал это вслух. — Но имя красивое, мне нравится.
Классно выкрутился, да?
— Мне тоже, но, знаешь, малость поднадоело. Все время одно и то же.
— Ребрендинг,[1] — отозвался я, понимающе кивая. — Все так сейчас делают.
Она рассмеялась, и я обнаружил, что мы уже не стоим, а идем вместе. В рабочий день, четверг, парк был почти пустым — несколько любителей бега трусцой, собачники, выгуливающие своих любимцев, да пара пенсионеров с удочками, пытающихся что-то выловить из реки. Мы поднырнули под их лесками, которые в лучах летнего солнца превратились в сверкающие нити. За металлическим ограждением о бетонные берега сердито плескалась растревоженная маленькой моторной лодкой река.
— А как обстоят дела с Хантером? — спросила она. — Я имею в виду имя?
Я проверил ее улыбку на тему прикола — далеко не каждый проявляет интерес к содержимому именной базы данных системы социального обеспечения.
— Тебе правда интересно?
— А то!
— Ну, это, конечно, не Дженнифер, куда там, но налицо существенный прогресс. Когда я родился, это имечко вообще находилось в четвертой сотне, а сейчас стоит на вполне приличном тридцать втором месте.
— Лихо! Стало быть, ты идешь впереди толпы.
— Похоже на то.
Я покосился на нее, пытаясь сообразить, раскусила она меня или еще нет.
Джен подбросила мяч и со звонким хлопком, будто в колокол ударила, поймала его длинными пальцами и повертела перед собой, как глобус, всматриваясь большими зелеными глазами в линии меридианов.
— Но ты, конечно, не хочешь, чтобы оно вышло на первое место, так ведь?
— Да, это было бы не в кайф, — согласился я. — Как эпидемия с именем Бритни в середине девяностых.
Она пожала плечами, и тут мой телефон сыграл мелодию из «Зоны сумерек», ну прямо в тему.
— Видишь? — Я показал трубу Джен. — В натуре, работает как телефон.
— Впечатляет.
На дисплее высветилось «обув-ка», что значило — работа.
— Хай, Мэнди?
— Хантер? Что делаешь?
— Да, в принципе, ничего.
— Можешь провести тестирование? Нужно срочно.
— Что, прямо сейчас?
— Да. Клиент хочет выдать рекламу в эфир уже к выходным, но не уверен, все ли там как надо.
Мэнди Уилкинс всегда называла своих нанимателей «клиентами», даже тех, на кого работала пару лет подряд. В данном случае это была компания по производству спортивной обуви, носившая имя одного греческого бога. Которое она предпочитала не использовать, возможно, потому, что не любила слова из четырех букв.
— Сколько платят?
— Я стараюсь собрать вместе всех, кого могу, — продолжила Мэнди. — Клиент примет решение в течение двух часов.
— А сколько платят?
— Как обычно — пару.
— У меня этих пар уже больше чем завались. Полный сундук обуви, не считая того, что я выбросил.
— Ладно, как насчет полусотни баксов? Плачу из своего кармана. Ты мне нужен, Хантер.
— Ладно, Мэнди, чего уж там.
Я взглянул на Джен, которая с отсутствующим видом нажимала кнопки собственной трубки, вежливо показывая, что не прислушивается к моему разговору и, может быть, чуточку переживая по поводу того, какой старый (месяцев шесть, не меньше) телефон у нее самой. Я принял решение.
— Можно мне привести с собой кое-кого?
— Само собой. Нам нужны тела. Но они это… ты понимаешь?
Джен воззрилась на меня, ее глаза сузились: похоже она сообразила, что разговор ведется о ней. Прямые солнечные лучи добавили синевы в ее волосы, и я приметил, что некоторые их тонкие пряди окрашены в яркий пурпурный цвет. Скрытые под основной иссиня-черной массой, они вспыхивали то здесь, то там, когда прическу взъерошивал ветерок.
— Да. Разумеется.
— Что за тестирование?
— Да нормальное тестирование, — ответил я. — Просто мы с Мэнди так говорим. Официально это «фокусированная группа».
— На чем «фокусированная»?
Я сообщил ей название фирмы-клиента, кивка оно не удостоилось.
— Понимаю, — сказал я. — Но ты получишь новую пару и полста баксов.
Эти слова сорвались у меня с языка прежде, чем мне пришло в голову, что Мэнди может и не дать зелени для Джен. Впрочем, если не даст, она может рассчитывать на мои полсотни. Бабки-то, один черт, шальные.
Правда, я сам удивился тому, с чего это ее пригласил, ведь люди моей профессии не очень-то жалуют соперничество. В ней, как и в политике, слишком много народу, причем каждый считает себя спецом и, даже не попробовав, уверен, что справится с этим делом лучше любого профессионала.
— Звучит типа круто, — заметила Джен.
Я пожал плечами.
— Это просто работа. Тебе платят за твое мнение.
— Мы что, будем смотреть на обувь?
— Мы смотрим рекламу. Ролик на ТВ. Тридцать секунд — пятьдесят баксов.
