Среди пахучей луговой травыНедвижный он стоит, как изваянье,Стоит, не подымая головы,Сквозь дрёму слыша птичье щебетанье.Цветы, ручьи… Ему-то что за дело!Он слишком стар, чтоб радоваться им:Облезла грива, морда поседела,Губа отвисла, взгляд подёрнул дым…Трудился он, покуда были силы,Пока однажды, посреди дороги,Не подкачали старческие жилы,Не подвели натруженные ноги.Тогда решили люди: «Хватит, милый!Ты хлеб возил и веялки крутил.Теперь ты — конь без лошадиной силы,Но ты свой отдых честно заслужил!»Он был на фронте боевым конём,Конём рабочим слыл для всех примером,Теперь каким-то добрым шутникомОн прозван был в селе Пенсионером,Пускай зовут! Ему-то что за дело?!Он чуток только к недугам своим:Облезла грива, морда поседела,Губа отвисла, взгляд подёрнул дым… Стоит и дремлет конь среди ромашек,А сны плывут и рвутся без конца…Быть может, под седлом сейчас он пляшетПод грохот мин на берегу Донца.«Марш! Марш!» — сквозь дым доваторский бросок!Но чует конь, пластаясь на скаку,Как старшина схватился за луку,С коротким стоном выронив клинок… И верный конь не выдал старшины,Он друга спас, он в ночь ушёл карьером!Теперь он стар… Он часто видит сны.Его зовут в селе Пенсионером… Дни что возы: они ползут во мгле…Вкус притупился, клевер — как бумага.И, кажется, ничто уж на землеНе оживит и не встряхнёт конягу.Но как-то раз, округу пробуждая,В рассветный час раздался стук и звон.То по шоссе, манёвры совершая,Входил в деревню конный эскадрон.И над садами, над уснувшим плёсом,Где в камышах бормочет коростель,Рассыпалась трубы медноголосойГорячая раскатистая трель.Как от удара, вздрогнул старый конь!Он разом встрепенулся, задрожал,По сонным жилам пробежал огонь,И он вдруг, вскинув голову, заржал! Потом пошёл. Нет, нет, он поскакал!Нет, полетел! Под ним земля качалась,Подковами он пламень высекал!По крайней мере, так ему казалось… Взглянул и вскинул брови эскадронный:Стараясь строго соблюдать равненье,Шёл конь без седока и снаряженья,Пристроившись в хвосте его колонны.И молвил он: — А толк ведь есть в коне!Как видно, он знаком с военным строем! —И, старика похлопав по спине,Он весело сказал: — Привет героям! Четыре дня в селе стоял отряд.Пенсионер то навещал обозы,То с важным видом обходил наряд,То шёл на стрельбы, то на рубку лозы.Он сразу словно весь помолодел:Стоял ровнее, шёл — не спотыкался,Как будто шкуру новую надел,В живой воде как будто искупался! В вечерний час, когда закат вставал,Трубы пронёсся серебристый звон;То навсегда деревню покидал,Пыля просёлком, конный эскадрон.«Марш! Марш!» И только холодок в груди,Да ветра свист, да бешеный карьер!И разом все осталось позади:Дома, сады и конь Пенсионер.Горел камыш, закатом обагрённый,Упругий шлях подковами звенел.Взглянул назад весёлый эскадронный,Взглянул назад — и тотчас потемнел! С холма, следя за бешеным аллюром,На фоне догорающего дняТемнела одинокая фигураВдруг снова постаревшего коня…1957 г.
ВЫСОКИЙ ДОЛГ
Осмотр окончен. На какой шкалеОтметить степень веры и тревоги?! Налево — жизнь, направо — смерть во мгле,А он сейчас, как на «ничьей земле»,У света и у мрака на пороге…Больной привстал, как будто от толчка,В глазах надежда, и мольба, и муки,А доктор молча умывает рукиИ взгляд отводит в сторону слегка.А за дверьми испуганной роднеОн говорит устало и морозно:— Прошу простить, как ни прискорбно мне,Но, к сожаленью, поздно, слишком поздно!И добавляет: — Следует признаться,Процесс запущен. В этом и секрет.И надо ждать развязки и мужаться.Иных решений, к сожаленью, нет.Все вроде верно. И, однако, яХочу вмешаться: — Стойте! Подождите!Я свято чту науку. Но простите,Не так тут что-то, милые друзья! Не хмурьтесь, доктор, если я горяч,Когда касаюсь вашего искусства,Но медицина без большого чувстваЛишь ремесло. И врач уже не врач! Пусть безнадёжен, может быть, больной,И вы правы по всем статьям науки,Но ждать конца, сложив спокойно руки,Да можно ль с настоящею душой?! Ведь если не пылать и примирятьсяИ не стремиться поддержать плечом,Пусть в трижды безнадёжной ситуации,Зачем же быть сестрой или врачом?! Чтоб был и впрямь прекраснейшим ваш труд,За все, что можно, яростно цепляйтесь,За каждый шанс и каждый вздох сражайтесьИ даже после смерти семь минут! Ведь сколько раз когда-то на войнеБывали вдруг такие ситуации,Когда конец. Когда уже сражатьсяБессмысленно. И ты в сплошном огне,Когда горели и вода и твердь,И мы уже со смертью обнимались,И без надежды всё-таки сражались,И выживали. Побеждали смерть! И если в самых гиблых ситуацияхМы бились, всем наукам вопреки,Так почему ж сегодня не с рукиИ вам вот так же яростно сражаться?! Врачи бывали разными всегда:Один пред трудной хворостью смирялся,Другой же не сдавался никогдаИ шёл вперёд. И бился и сражался! Горел, искал и в стужу и в грозу,Пусть не всегда победа улыбалась,И всё же было. Чудо совершалось.И он счастливый смахивал слезу… Ведь коль не он — мечтатель и боец,И не его дерзанья, ум и руки,Каких высот достигли б мы в наукеИ где б мы сами были, наконец?! Нельзя на смерть с покорностью смотреть,Тем паче где терять-то больше нечего,И как порою ни упряма смерть —Бесстрашно биться, сметь и только сметь!Сражаться ради счастья человечьего.Так славьтесь же на много поколений,Упрямыми сердцами горячи,Не знающие страха и сомненийПрекрасные и светлые врачи!19 сентября 1984 г.
ОШИБКА
К нему приезжали три очень солидных врача.Одна все твердила о грыже и хирургии.Другой, молоточком по телу стуча,Рецепт прописал и, прощаясь, промолвил ворчаО том, что тут явно запущена пневмония.А третий нашёл, что банальнейший грипп у него,Что вирус есть вирус. Все просто и все повседневно.Плечо же болит вероятней всего оттого,Что чистил машину и гвозди вколачивал в стену.И только четвёртый, мальчишка, почти практикант,На пятые сутки со «Скорой» примчавшийся в полночь,Мгновенно поставил диагноз: обширный инфаркт.Внесли кардиограф. Все точно: обширный инфаркт.Уколы, подушки… Да поздно нагрянула помощь.На пятые сутки диагноз… И вот его нет!А если бы раньше? А если б все вовремя ведать?А было ему только сорок каких-нибудь лет,И сколько бы смог он ещё и увидеть и сделать!Ошибка в диагнозе? Как? Отчего? Почему?! В ответ я предвижу смущенье, с обидой улыбки:— Но врач — человек! Так неужто, простите, емуНельзя совершить, как и всякому в мире, ошибки?!Не надо, друзья. Ну к чему тут риторика фраз?Ведь честное слово, недобрая это дорога!Минёр ошибается в жизни один только раз,А сколько же врач? Или все тут уж проще намного?! Причины? Да будь их хоть сотни, мудрёных мудрей,И всё же решенье тут очень, наверно, простое:Минёр за ошибку расплатится жизнью своей,А врач, ошибаясь, расплатится жизнью чужою.Ошибка — конец. Вновь ошибка, и снова
