упор.И он, как школьник, разом растерявшись,Как будто что-то удержать спеша,В одно мгновенье, вдруг вперёд подавшись,Схватил и крепко стиснул малыша.Он, как птенца, прикрыл его собоюИ всей спиною чувствовал сейчас —Да, именно затылком и спиною! —Укор и холод темно-синих глаз.Укор и холод… Острые, как жало.Но что оказать, когда она права?!На миг вдруг в горле странно защипало…Слова? Да нет! Нужны ли тут слова?! Укор и холод… Нет, не в этом дело!Все было здесь и больше и сложней.Укор… Но разве так она смотрела?И разве это подымалось в ней?! Сияло солнце, вешнее, большое,Бежал ручей во всю лихую прыть… А у скамьи стояли молча трое,Ещё не зная, как им поступить.Да, Галя, это трудная минута.Но стать иной, скажи, смогла бы ты?Ведь после стужи даже самой лютойЦветут же снова рощи и цветы! Хоть, правда, после зимней непогодыНе все деревья расцветают вновь.Однако то не люди, а природа.Природе же неведома любовь! Молчит Галина… Может быть, впервыеЗа много лет так трудно ей сейчас.И только слезы, светлые, большие,Бегут, бегут из потемневших глаз… 1958 г.
ПОЭМА О ПЕРВОЙ НЕЖНОСТИ
1Когда мне имя твоё назвали,Я даже подумал, что это шутка.Но вскоре мы все уже в классе знали,Что имя твоё и впрямь — Незабудка.Войдя в наш бурный, грохочущий класс,Ты даже застыла в дверях удивлённо, —Такой я тебя и увидел в тот раз,Светлою, тоненькой и смущённой.Была ль ты красивою? Я не знаю.Глаза — голубых цветов голубей…Теперь я, кажется, понимаюПричину фантазии мамы твоей.О, время — далёкий розовый дым, —Когда ты мечтаешь, дерзишь, смеёшься!И что там по жилам течёт твоим —Детство ли, юность? Не разберёшься!Ну много ль, пятнадцать-шестнадцать лет?Прилично и всё же ужасно мало:У сердца уже комсомольский билет,А сердце взрослым ещё не стало.И нету бури ещё в крови,А есть только жест напускной небрежности.И это не строки о первой любви,А это строки о первой нежности.Мне вспоминаются снова и сноваЗаписки — голуби первых тревог.Сначала в них ничего «такого»,Просто рисунок, просто смешок.На физике шарик летит от окошка,В записке — согнувшийся от тоскиКакой-то уродец на тонких ножках.И подпись: «Вот это ты у доски!»Потом другие, коротких короче,Но глубже глубоких. И я не шучу!К примеру, такая: «Конфету хочешь?»«Спасибо. Не маленький. Не хочу!»А вот и «те самые»… Рано иль поздно,Но гордость должна же плеснуть через край!«Ты хочешь дружить? Но подумай серьёзно!»«Сто раз уже думал. Хочу. Давай!»Ах, как все вдруг вспыхнуло, засверкало!Ты так хороша с прямотой своей!Ведь если б ты мне не написала,То я б не отважился, хоть убей! Мальчишки намного девчат озорнее,Так почему ж они тут робки? Девчонки, наверно, чуть-чуть взрослееИ, может быть, капельку посмелее,Чем мы — герои и смельчаки.И всё же, наверно, гордился по праву я,Ведь лишь для меня, для меня зажженыТвои, по-польски чуть-чуть лукавые,Глаза редчайшей голубизны!2Был вечер. Большой новогодний вечер.В толпе не пройти! Никого не найти!Музыка, хохот, взрывы картечи,Серпантина и конфетти.И мы кружились, как опьянённые,Всех жарче, всех радостней, всех быстрей!Глаза твои были почти зеленые — От ёлки, от смеха ли, от огней?Когда же, оттертые в угол зала,На миг мы остались с тобой вдвоём,Ты вдруг, посмотрев озорно, сказала:— Давай удерём? — Давай удерём!На улице ветер, буран, темно…Гремит позади новогодний вечер…И пусть мы знакомы с тобой давно,Вот она первая наша встреча!От вальса морозные стекла гудели,Били снежинки в щеки и лоб,А мы закружились под свист метелиИ с хохотом грохнулись в сугроб.Потом мы дурачились. А потомТы подошла ко мне, замолчалаИ вдруг, зажмурясь, поцеловала.Как будто на миг обожгла огнём! Метель поражённо остановилась.Смущённой волной залилась душа.Школьное здание закружилосьИ встало на место, едва дыша.Ни в чем мы друг другу не признавались,Да мы бы и слов-то таких не нашли.Мы просто стояли и целовались,Как умели и как могли!..Химичка прошла! Хорошо, не видала!Не то бы, сощурившись сквозь очки,Она бы раздельно и сухо сказала:— Давайте немедленно дневники! Она скрывается в дальней улице,Ей даже мысль не придёт о том,Что два старшеклассника за угломСтоят и крамольно во всю целуются… А так все и было: твоя рука,Фигурка, во тьме различимая еле,И два голубых-голубых огонькаВ клубящейся белой стене метели…Что нас поссорило? И почему?Какая глупая ерунда?Сейчас я и сам уде не пойму.Но это сейчас не пойму. А тогда?..Тогда мне были почти ненавистныСомнения старших, страданья от бед.Молодость в чувствах бескомпромиссна:За или против — среднего нет.И для меня тоже среднего не было.Обида горела, терзала, жгла:Куда-то на вечер с ребятами бегала,Меня же, видишь ли, не нашла! Простить? Никогда! Я не пал так низко.И я тебе это сейчас докажу! И вот на уроке летит записка:«Запомни! Больше я не дружу!»И все. И уже ни шагу навстречу!Бессмысленны всякие оправданья.Тогда была наша первая встреча,И вот наше первое расставанье… 3Дворец переполнен. Куда б провалиться?Да я же и рта не сумею разжать!И как только мог я, несчастный, решитьсяВ спектакле заглавную роль играть?!Смотрю на ребят, чтоб набраться мужества.Увы, ненамного-то легче им:Физиономии, полные ужаса,Да пот, проступающий через грим…Но мы играли. И как играли!И вдруг, на радость иль на беду,В антракте сквозь щёлку — в гудящем залеУвидел тебя я в шестом ряду.Холодными стали на миг ладони,И я сразу словно теряться стал.Но тут вдруг обиду свою припомнилИ обозлился… и заиграл! Конечно, хвалиться не очень пристало,Играл я не то чтобы там ничего,Не так, как Мочалов, не так, как Качалов,Но, думаю, что-нибудь вроде того… Пускай это шутка. А всё же, а всё жеТакой был в спектакле у нас накал,Что, честное слово же, целый залДо боли отбил на ладонях кожу! А после, среди весёлого гула,В густой и радостной толкотне,Ты пробралась, подошла ко мне:— Ну, здравствуй! — и руку мне протянула.И были глаза твои просветлённые,Словно бы горных озёр вода:Чуть голубые и чуть зеленые,Такие красивые, как никогда! Как словно, забыв обо всем о прочем,Смеяться и чувствовать без конца,Как что-то хорошее, нежное оченьМорозцем покалывает сердца.Вот так бы идти нам, вот так улыбаться,Шагать сквозь февральскую звёздную тьмуИ к ссоре той глупой не возвращаться,А мы возвратились. Зачем, не пойму?Я сам точно рану себе бередил,Как будто размолвки нам было мало.Я снова о вечер том спросил,Я сам же спросил. И ты рассказала.— Я там танцевала всего только раз,Хотя совершенно и не хотела… —А сердце моё уже снова горело,Горело, кипело до боли из глаз!
