таки 'дошел', то первой реакцией Вадима была паническая мысль, 'Только не это!', а второй – удививший его самого вопрос, 'А почему, собственно, нет?'
Он как раз хотел объяснить ей, что лаборатория, на самом деле, клиническим подразделением является чисто формально, в силу старых бюрократических правил, не позволивших в свое время – три года назад – назвать вещи своими именами, и сразу учредить ее, как научно-исследовательскую группу, но посмотрел – так уж вышло – ей в глаза и, потеряв одну уже готовую к озвучанию мысль, набрел на другую, поразившую его самого необыкновенной простотой.
'А ведь, если она уйдет, я ее больше не увижу'.
И эта, первая за все время их знакомства нормальная мысль, так неожиданно пришедшая теперь в голову, резко изменила течение его мыслей и весь дальнейший ход разговора.
'А, в самом деле?' – спросил он себя, пытаясь одновременно понять, что мешало ему задать себе этот вопрос месяц или два назад.
– Да, не волнуйтесь вы так, – сказал он вслух, все еще ковыряясь в запутанном клубке своих противоречивых ощущений. – Хотите проходить практику у нас, так и будете. Какие проблемы?
'Никаких', – сам же себе ответил Реутов, так как никакой проблемы, и в самом деле, не существовало. И формально, и с точки зрения прецедентов, никаких трудностей здесь не предвиделось, а если таковые и были, то все они касались исключительно его собственных 'психических хворей'.
– Ой, – совершенно опешила Полина. – А я думала…
Ну, что она думала, догадаться было не сложно. А вот о чем думал сейчас Вадим, было, и впрямь, чем- то совершенно невероятным. Во всяком случае, с его собственной точки зрения, казавшейся, еще пять минут назад, неизменной, как закон природы. Собственно, этим резким изменением своей позиции, Реутов и был обязан следующему своему вопросу, которого – видит бог – в нормальном состоянии никогда бы не задал.
– Полина, – спросил он совершенно неожиданно для самого себя. – Извините за нескромный вопрос. Сколько вам лет?
Впрочем, вопрос этот удивил не только Реутова, Полину он, кажется, тоже застал врасплох, так что прошло едва ли не полминуты, прежде чем она собралась ответить.
– Вадим Борисович, – сказала она своим грудным очень красивым голосом, который в это мгновение показался Реутову даже более низким, чем обычно. – А вы о чем меня сейчас спросили?
– Извините, – сразу же дал 'задний ход' Вадим, моля бога, чтобы не покраснеть под ее испытующим взглядом.
– Да, нет! – неожиданно улыбнулась Полина. – Что вы! Я совсем не обиделась, да и тайны большой в этом пока нет. Двадцать три. Но вы-то ведь совсем о другом думали, когда спрашивали. Ведь так?
Это был неожиданный оборот. Не менее неожиданный, чем ее улыбка, или его собственный вопрос. Но теперь получалось, что если он отступит, то просто спразднует труса, причем не перед одним собой, но, что гораздо хуже, и перед Полиной тоже.
– В общем, да, – попытался улыбнуться Реутов. – Значит, если я вас приглашу вечером в ресторан, вы согласитесь со мной пойти?
– А вы пригласите, – еще шире, и уже совсем по-другому, чем прежде, улыбнулась Полина.
– Приглашаю, – сказал Реутов, но даже слов своих, кажется, не услышал.
– Соглашаюсь, – а вот ее ответ он не только услышал, он его, можно сказать, всем телом почувствовал.
– Ресторан 'Тройка' вас устроит? – ну зачем он задал этот совершенно идиотский вопрос?
– А все равно, – как-то очень просто и хорошо ответила Полина. – Куда пригласите, туда и пойдем. А хоть бы и к вам домой… – она бросила на него пристальный взгляд и снова улыбнулась. – Но в этом случае, Вадим Борисович, нам придется перейти на 'ты'.
Соображать следовало быстро. Во всяком случае, Реутов сразу понял, что сейчас все зависит именно от его ответа.
– Хорошо, – сказал он. – Значит, в семь часов я жду
– На углу Невской и Лиговской, – ничуть не подав вида, заметила ли, нет, его обращения, ответила она.
– Это что, у лавки колониальных товаров? – уточнил Реутов, стараясь держать себя в руках.
– Да, – кивнула Полина. – До вечера, – и, улыбнувшись на прощание еще раз, пошла к выходу, а Реутов вдруг почувствовал такую смертельную усталость и такой 'звон' в голове, какие в последний раз пришлось испытать сразу после успешной защиты докторской диссертации.
Глава 2. Поворот винта
Караваева Зоя Лукинична (15 марта 1964, Салоники – ) – симультанный переводчик с английского, французского и испанского языков.
Кетко Полина Михайловна (8 декабря 1968, Архангельск – ) – студентка врачебного факультета Психоневрологического института им. В.М. Бехтерева.
Казареева Лилиан (12 июня 1966, Сан-Франциско – ) – журналистка.
Смотрели не на него. Это Илья понял сразу, как и то, что человек невнятной наружности в зале прилета смотрел на Зою совсем не так, как должен был бы смотреть мужчина на незнакомую красивую женщину. Было в этом взгляде что-то знакомое, легко узнаваемое и, следовательно, настораживающее, но сам Караваев, как ни странно, наблюдателя совершенно не заинтересовал. Тот лишь скользнул по нему 'пустым', равнодушным взглядом и снова уставился на Зою. И это Илье не понравилось еще больше.
Теоретически, это могло быть и случайностью. Мелкой флуктуацией в ткани обыденной жизни. Ошибка в опознании, например. Не исключалось и то, что Зоя действительно была похожа на кого-то другого. В конце концов, похожих людей гораздо больше, чем привыкли думать обыватели. Впрочем, могло случиться и так, что этот тип
Было уже поздно, и, как всегда осенью в Петрове, холодно. Однако в салоне машины было тепло, и Вероника сразу же заснула, а Илья и Зоя с интересом смотрели в окна на проносящиеся мимо ярко освещенные улицы одного из красивейших городов Европы. Поток машин в этот час заметно поредел, хотя и не исчез вовсе, и извозчик почти всю дорогу гнал под семьдесят, пользуясь тем, что ночью патрульная служба смотрела на это сквозь пальцы. Он даже на желтый свет пару раз проскочил, но 'прилипший' к их Кабриолету темный внедорожник с тонированными стеклами, хоть и держал дистанцию, ни разу их не потерял.
'Не хорошо, – резюмировал Караваев свои наблюдения, когда они уже подъезжали к Двинской. – Не красиво'.
По всему выходило, что 'Бюро услуг', в лучшем случае, напортачило, потому что в худшем – оно сознательно нарушило взятые на себя обязательства. И, хотя Илья Константинович предполагал уйти на
