– Курите, – разрешил Купцов. – Я потом проветрю.
– Спасибо, – поблагодарил Реутов, достал из кармана пачку 'Беломора', вытряхнул из нее папиросу и, пока хозяин наливал ему кофе, неторопливо закурил.
– Итак, – сказал Купцов, не спрашивая Реутова, разливавший теперь по хрустальным рюмкам арманьяк. – Чем могу быть вам полезен, Вадим Борисович?
– Видите ли, Иван Фелоретович, – осторожно сказал Вадим. – Мне требуется помощь весьма необычного свойства. Не знаю, в ваших ли силах мне помочь, но больше, если честно, мне идти не к кому.
– Говорите, – предложил Купцов и взял со столика свою рюмку.
– Мне нужно поговорить по душам с одним человеком, – объяснил Вадим, тоже беря в руку рюмку. – Я знаю его адрес, но человек этот не простой, и я не уверен, что смогу в одиночку заставить его говорить.
– Понятно, – кивнул головой Купцов и пригубил арманьяк. – Кто он?
– Жандармский майор.
– Вообще-то мы с этими господами никогда не связываемся, – Реутову решительно не нравилось выражение глаз Купцова. И он был совершенно уверен, что с темой разговора это никак не связано. Ивана Фелоретовича тревожило что-то другое, но причина такого его состояния Реутову, разумеется, была неизвестна. – Но вам бы я в помощи все равно не отказал.
– Но все-таки откажите, – закончил за него Реутов, начинавший понимать, что ощущение тревоги посетило его совсем не напрасно.
– Вы правы, – согласился Купцов и вернул рюмку на место.
– Что-то случилось? – Спросил Вадим, тоже возвращая рюмку на столик и освобождая, таким образом, правую руку.
– Случилось, – Купцов наконец посмотрел прямо на Вадима, и выражение его глаз сказало Реутову все остальное, хотя подробностей при таком способе коммуникации узнать было и нельзя. – Видит бог, я вам обязан, Вадим Борисович так, как мало кому в мире. Ольга для меня все, но если меня не станет, кто позаботиться о ней?
– И что это значит? – Спросил Реутов.
– Я не знаю, во что вы, Вадим Борисович, оказались замешаны и, честно говоря, знать не желаю. Я только удивлен, что это случилось именно с вами… Никогда бы не подумал…
– Не тяните, – усмехнулся Вадим, которому, на самом деле, было не до смеха. Растерянный, испытывающий страх Купцов производил странное и страшное впечатление.
– Мне приказали вас найти и захватить, – с видимым напряжением сказал Купцов и отвел взгляд.
– Чего же вы меня кофеем взялись поить?
– Потому что не по-людски это…
– Не по-людски, – повторил за ним Вадим. – А если я сейчас побегу?
– Поздно, – покачал головой Купцов. – В доме трое моих охранников и они вооружены. Вы и до двери-то добраться не успеете.
– Понятно, – кивнул Вадим. – Значит, решили угостить напоследок и сдать.
– Значит, так, – глухо ответил Купцов. – Мне просто некуда деться.
– Звучит убедительно, – Реутов вдруг почувствовал, как уходят страх и напряжение. Голова была ясной, сердце спокойным, и он знал, что надо делать.
– Иван Фелоретович, – спросил он. – А вы где в войну были?
– Где и все, – удивленно поднял на него взгляд Купцов. – Я же сорок первого года, вот на второй год и призвали.
– А служили где? – Как ни в чем не бывало, продолжил расспросы Реутов.
– Тыловая служба мотострелкового полка, а почему вы спрашиваете?
– Я потому спрашиваю, – ровным голосом объяснил Вадим. – Что я тогда тоже в армии был. Удивлены?
– Признаться, удивлен, – нахмурился Купцов.
Ну что ж, он, наверняка, не стал бы тем, кем стал, если бы не умел чувствовать, чем ветер пахнет.
– Тогда я вас, пожалуй, еще раз удивлю, – усмехнулся Вадим, видя, что его спокойный тон заставляет собеседника нервничать.
– Я, Иван Фелоретович, войсковой старшина в отставке. А служил я в 8-й казачьей бригаде. Черной. Приходилось слышать?
– Старшина? – Ошарашено вскинулся Купцов. – Черной?
– Сиди тихо! – Приказал Реутов, в руке которого уже появился марголин. – И слушай внимательно. Там, – он чуть повел головой в сторону двери на веранду. – Мой напарник с девятимиллиметровым автоматом. Если твои дурни сюда сунутся, пошинкуем в капусту и тебя и твоих телохранителей. А потом я с огромным удовольствием разнесу в дребезги череп Ольги Григорьевны, так что никакой Оганесян ей уже не поможет. Ты меня понял?
– Понял, – тихо ответил Купцов, который, по-видимому, такой разговор понимал очень хорошо. Впрочем, судя по всему, то, что так заговорил с ним 'добрый доктор Айболит', которого он совсем уже собрался сдавать какому-то своему пахану – 'Ну не полиции же, в самом деле?!' – повергло Ивана Фелоретовича едва ли не в полное изумление. Тем сильнее оказался эффект.
'Психология, однако'.
– Ну вот и славно, – снова усмехнулся Реутов, ощущая удивительный подъем, который ему, однако, совсем не понравился.
'Революционный невроз[88]…' – но мысль эта лишь мелькнула на мгновение и исчезла, подавленная требованиями момента.
– Вызовите своих людей и прикажите им сложить оружие, – сказал он вслух.
– Решитесь стрелять? – Кажется, Купцов начал уже приходить в себя.
– Даже не сомневайтесь, – предупредил Вадим, все еще надеясь, что возникшую ситуацию можно будет разрешить миром.
– Степа! – Крикнул Купцов, но, по-видимому, Степа слышал их разговор из-за прикрытой двери, ведущей в глубину дома. И не он один.
Вадим уловил движение в глубине кухни, дверь в которую так и осталась открыта, и в то же мгновение распахнулись еще две двери, та, что вела в прихожую и другая, к которой обернулся Купцов, обращаясь к своему Степану. Коротко ударила автоматная очередь, раздался звон бьющегося оконного стекла, и Реутов вылетел из кресла, стремительно смещаясь с линии огня, и одновременно кидая нож и стреляя из марголина. Все про все заняло считанные мгновения, но большего и не понадобилось. Один из нападавших – 'Степа?' – был убит наповал. Второй – с перебитыми автоматной очередью ногами – жутко кричал на пороге гостиной, а третьему нож Реутова по рукоять вошел в правое плечо, так что тот выронил револьвер и теперь с удивлением пялился на свое плечо, вероятно, не до конца еще осознав, что же с ним случилось, и, не успев ощутить боль.
– Поля, сюда! – Крикнул Вадим и, одним прыжком оказавшись около бандита, уже начавшего вытаскивать из раненого плеча нож, подхватил с пола его револьвер и двумя выстрелами добил обоих оставшихся в живых телохранителей Купцова. Сам Иван Фелоретович с ужасом смотрел в это время, на входившую с веранды сквозь оставшуюся без стекла дверь Полину, вооруженную автоматом с глушителем.
– Еще мудаки в доме есть? – Спросил Реутов, оборачиваясь к Купцову, но, одновременно продолжая, следить за всеми тремя дверями.
– Нет, – устало выдохнул Купцов.
– Оружие есть?
– За ремнем, под курткой.
Реутов шагнул к Купцову, сдвинувшемуся на край кресла, задрал домашнюю фланелевую куртку и вытащил из-за ремня старенький потертый 'браунинг'.
– Как полагаете, Иван Фелоретович, – спросил Вадим, отступая в сторону. – В соседних домах выстрелы слышали.
– Навряд ли, – покачал головой Купцов. – Стены толстые. Разве что звон стекла…
