— Но-но, полегче!..
— Ты должен раскрывать тайны бытия! Ты физик!
— Когда я раскрою некоторые тайны бытия, то вам мало не покажется. Это не в ваших интересах, чтобы я раскрывал тайны бытия.
— Скажи еще, что я у тебя в геенне гореть буду.
— Нет, Рауль Абрамыч,
— По разным раскидают, да?
— Именно.
— Доволен теперь? Утвердился за мой счет?
— Не напрашивайтесь в другой раз. Это вам не пулеметы строгать.
— О-о-о-о-о! — застонал Рауль Абрамович и взялся обеими руками за голову.
— Хватит! — Федька стукнул по столу пустым стаканом и поднялся. — Пойду раскрывать тайны бытия. А вы тут деградируйте дальше.
У дверей он обернулся и добавил:
— Только не жалуйтесь потом.
Когда его шаги по коридору затихли, профессор Лишайников раскачивался в кресле взад-вперед, стиснув руки в замок и глядя перед собой в одну точку.
— Рауль Абрамыч, вы чай-то пейте, — сказал я ему. — Совсем остынет…
Он горестно покивал. Медленно поднял на меня взгляд.
— Вадичек! Ну скажи на милость: за что России
— Читайте Бердяева, — сказал я. — Там все написано.
— Я читал. Но почему это только в России? Почему в Японии нет?
— Это ваше большое заблуждение, что в Японии нет.
— А где оно? Где в Японии такие Федьки? Я не вижу.
— Их тут навалом. Могу показать, если хотите.
— Нет, не надо! — профессор замахал руками. — Не надо! Ты пойми, Вадичек: японцы построили мне золотую клетку. Раньше у меня была клетка железная, а теперь у меня клетка золотая. И я не желаю слышать про них ничего плохого! Пусть живут, как им нравится.
— Конечно, — согласился я. — Наше дело сторона.
Рауль Абрамович опять мелко покивал, поболтал ложкой в стакане, помолчал. Потом досадливо крякнул и взволнованно заговорил:
— Но он все-таки прав, зараза! Мы все тут деградируем, с этим не поспоришь. С кем тут общаться? Совершенно не с кем. Золотая клетка… Вот я и общаюсь с Федькой. Водку с ним пью… Стал бы я в Ленинграде пить с Федькой водку?.. Тебе вот хорошо, ты язык выучил, можешь с японцами пить…
— Так возьмите и тоже выучите!
— Я уже старенький. У меня стимула нет. Но я не о том. Ты посмотри: вот Федька. Он хам, демагог, сволочь, фашист, все такое… Он едва ли не антисемит! Но при всем том он же блестяще образован! Он знает такие вещи, о которых я и не слышал. И еще он, паразит, просто умный! Его послушать бывает интересно. Ты согласен, Вадичек? Согласен, что Федя блестяще образован?
— Козел он по жизни, ваш Федя, — сказал я.
Рауль Абрамович вздохнул.
— У тебя все просто… У тебя все козлы… А я вот не пойму, как это может соединяться. Такой головастый мужик — и на тебе…
— Так ведь мортидо, Рауль Абрамыч… Сами же говорили.
— Да, мортидо… А кроме того, — профессор многозначительно поднял кверху палец, — кроме того, он не любит музыки. Совсем не слушает Иогана Штрауса!
— Так это и есть «козел по жизни».
— Ну вот. Слава богу, разобрались. Я теперь пойду. С вами как свяжешься, так и не заметишь, что рабочий день прошел. Тебя до дому подвезти?
— Я на машине.
— Ну, спасибо за чай.
Взявшись за ручку двери, он вдруг остановился, мелодично просвистел пару фраз из «Цыганского барона», ободряюще подмигнул — и только после этого вышел.
Не успел я поставить стаканы в раковину, как снова вломился Федька. На нем была отороченная мехом куртка и лыжная шапка с помпоном.
— Кончай фигней страдать! — скомандовал он. — Поехали домой.
— Я еще поработаю, — сказал я.
— А безлошадным пешком идти, да?
— Подсядь к кому-нибудь другому. Ты вчера как добирался?
— Вчера меня Абрамыч подвез. Теперь — сам понимаешь… Поехали, у меня дома кино посмотрим. «Полицейская академия два».
— Нет, Федор. Мне тут кой-чего надо закончить.
Он погрозил мне пальцем.
— Если я по дороге упаду в сугроб и замерзну, ты будешь виноват.
Выходя в коридор, он вдруг просунул обратно голову и добавил:
— И Абрамыч тоже будет виноват!
Я запер за ним дверь и выключил свет. Вокруг был сумрак и тишина. Лишь тихонько жужжал компьютер. Я опустился на пол.
Встал на лопатки.
Потом сделал «кобру».
После «кобры» — «крокодила».
Затем левую и правую извивку.
Посидел в «лотосе». В тронной позе. На пятках.
Встал на голову. Постоял. Прислушался. Храпа не было.
Успокоенный, я лег в позу трупа и попытался максимально расслабиться.
Но задача оказалась непростой. Очень мешали навязчивые глюки.
Вокруг меня летали ощеренные пулеметами «Боинги». В них сидели бородатые старообрядцы в телогрейках от Кардена. С криками
Потом зазвонил телефон. Я разогнал глюки и вскочил на ноги. Меня шатало.
В голове не смолкали авиамоторы.
— Вадичек! — донесся из трубки федькин голос. — Ответь мне на один вопрос, только честно. Когда Рауль Абрамович сказал тебе, что я блестяще образован, что ты сказал ему в ответ?
Трубка замолчала и ждала. Увиливать было бессмысленно.
— Федор! — начал я. — Скажу тебе честно. Я ответил ему в том духе, что ты козел по жизни. Я даже скажу, почему я так ответил. Я ответил так потому, что малодушно хотел утвердиться за твой счет и насытить свое
Федька выразительно помолчал секунд пять. Потом сказал:
— Мы еще вернемся к этому вопросу.
И положил трубку.
Я ткнул в рычаг и набрал номер профессора Лишайникова.
— Хэллоу! — сказал профессор.
— Рауль Абрамович! — сказал я. — Вы зачем меня заложили?
— Ха! — сказал Рауль Абрамович. — Я тебе расскажу. Я еду домой и смотрю: идет Федя. Я остановился и говорю: вот, Федя, мы с тобой все спорим, ругаемся — но я признаю, что ты блестяще образован, и я даже сказал об этом Вадику.
