— Что безусловно означает — никакой он не священник, а разбойник. Может, вообще вне закона, — добавил Эдвин.
— Он мог когда-то быть священником, как я, — грустно произнес Томас. — Но кто мог знать, что у него есть ценная вещь, стоящая того, чтобы ради нее убить?
— Он ведь не хвастался ею здесь, Неста? — спросил Джон.
Она решительно помотала головой.
— Нет, он сидел ужинал вон за тем столом, потом выпил кварту эля и пошел наверх, спать. Я его толком и не разглядела. Он точно ни с кем не разговаривал, насколько мне помнится.
Эдвин, Люси и вторая служанка подтвердили, что жертва убийства показалась им какой-то призрачной фигурой и тем вечером он ни с кем не встречался. Они еще долго беседовали, но ничего нового придумать не смогли. Сильно беспокоясь, что приходится оставлять Несту в трактире, Джон неохотно вернулся на Мартин-лейн, к еще одному безрадостному ужину с женой.
За два часа до полудня коронер вместе с клерком, Томасом, отправились к виселице на Магдален- стрит, расположенной в полумиле от Южных Ворот, за городскими стенами. Казни происходили один, иногда два раза в неделю, в зависимости от того, сколько преступников приговорил к смерти суд графства или городской суд.
Когда в город прибывали королевские судьи — либо как уполномоченные по очистке тюрьмы, либо (крайне редко) с выездной сессией суда присяжных, на виселице становилось оживленнее, но тем утром всего трое клиентов ожидали перехода в другой, надо надеяться, лучший, мир. Коронеру полагалось присутствовать, поскольку он отвечал за конфискацию всего земного достояния жертвы в королевскую казну и должен был составлять письменный отчет о случившемся.
За небольшую кражу или серьезное нападение обычным наказанием считалось нанесение увечий, то есть отсечение кисти руки, кастрация или лишение зрения. Однако убийство или воровство любой вещи стоимостью больше двенадцати пенсов карались казнью через повешение.
Пойманные люди вне закона тоже попадали на виселицу. Один из сегодняшних преступников был такой человек вне закона, второй — бывший кожевник, до смерти избивший любовника своей жены, застав его на месте преступления, а третий — мальчик пятнадцати лет, укравший оловянный кувшин стоимостью двадцать пенсов.
Собралась небольшая толпа, чтобы поглазеть на казнь — родственники осужденных и зеваки, приходившие сюда постоянно, потому что считали смертную казнь своего рода развлечением. В основном это были старики, домохозяйки и старые бабки. Они приволакивали с собой орды младенцев и детей постарше. Несколько коробейников и пирожников тоже всегда приходили на казнь и зарабатывали неплохие деньги, пока собравшиеся ждали начала представления. На краю толпы околачивались несколько нищих и парочка прокаженных в капюшонах. Они гремели мисками и плаксиво просили подаяния.
Виселица представляла собой огромную балку, которую с обоих концов поддерживали по два древесных ствола. С балки свисали пять веревочных петель, с обоих концов к ней вели приставные лестницы. В Эксетере имелось несколько палачей, все работали неполное время, потому что занимались и другим ремеслом. Сегодня работал палач из Шемблса. У него было преимущество — он владел повозкой с быком, поэтому ему не приходилось сталкивать осужденного с лестницы. Жертвы со связанными за спиной руками выстроились в ряд на досках повозки, сразу под виселицей. Палач забрался наверх, накинул петлю каждому на шею, потом как следует хлестнул быка бичом, хотя тот так привык к этой рутине, что в сигнале вряд ли нуждался. Он побрел вперед, и трое бедолаг тотчас же повисли в воздухе, а крики их мгновенно оборвались, как только веревка сдавила им глотки. Родственники двоих осужденных сейчас же кинулись к виселице и сильно потянули их за ноги вниз, чтобы облегчить мучения, а человек вне закона, которого некому было проводить на тот свет, еще несколько минут извивался и бил в воздухе ногами, пока милосердная смерть не сжалилась над ним.
Джон наблюдал за казнью невозмутимо — жестокая и внезапная смерть не была для него чем-то новым после двадцати лет, проведенных на полях сражений в Ирландии, Франции и Святой Земле. Томас де Пейн, сделанный не из такого прочного вещества, всегда отворачивался, когда повозка начинала двигаться вперед. Как только тела прекратили свою пляску на веревке, толпа начала расходиться. Остались только рыдающие семьи, которые уже привезли с собой тележки, чтобы забрать тела для похорон.
Коронер дождался, пока клерк соберет письменные принадлежности и сложит их в наплечный мешок, и медленно побрел в сторону городских стен. Не имело смысла седлать коня, Одина, чтобы покрыть такое короткое расстояние — уже через несколько минут они приблизились к массивным Южным воротам Эксетера и увидели крупную фигуру, которая шагала к ним навстречу знакомой походкой вразвалку.
— Гвин идет. Что ему нужно? — удивился Томас.
Обычно флегматичный корнуолец был взбудоражен.
— Я нашел человека, который кое-что видел вчера вечером в «Кусте», — пророкотал он.
Они торопливо шли в сторону Праздного переулка, и Гвин рассказывал, что сумел отыскать еще около дюжины мужчин, пивших вечером в таверне, и один из них вспомнил человека в капюшоне, который поздно вечером спускался с лестницы.
— Он сказал, что тот человек был не в одежде священника, но капюшон надвинул на лицо, а ведь не было никаких причин, чтобы так прятаться.
— Во всяком случае, если у нас появится новый подозреваемый, это уменьшит угрозу Несте, — пробормотал Джон. — Ты задержал своего свидетеля в «Кусте»?
— Они все там, коронер. Я приказал им ждать, пока ты не придешь.
Новые свидетели сидели в пивной и, воспользовавшись необходимостью дожидаться, поглощали огромное количество эля. Джон допросил человека, которого нашел Гвин, но тот не смог добавить ничего нового к описанию мужчины в капюшоне, спустившегося с лестницы и вышедшего на улицу через парадную дверь.
— Одежда у него была серая и грязная, коронер. И, кроме того, что он высокий, я больше ничего сказать не могу.
Джон расспросил и остальных, но никто из них не заметил таинственного незнакомца, и он впал в отчаяние, понимая, что не сможет установить личность этого человека.
— Может, он вообще не имеет к этому никакого отношения, — осторожно предупредил Томас. — Может, это еще один из постояльцев чердака.
Неста помотала головой.
— Ни один из этих странников не был особенно высоким, и ни на ком не было грязной серой одежды, — решительно заявила она.
Де Вольф опять сердито заворчал, пытаясь заставить хоть одного из свидетелей вспомнить побольше подробностей, но все они печально качали головами, хотя искренне хотели помочь коронеру и его возлюбленной.
И тут сзади раздался голос, высокий и пронзительный. Говорил юноша с отрешенным лицом, сидевший на корточках в углу трактира.
— Я знаю, кто это! Я выпросил у него полпенни на эль, когда он вышел на улицу!
Наступило молчание, все повернулись и посмотрели на оборванца. Он не был слабоумным, а считался «простачком», как называли его терпимые местные жители: паренек с распущенными губами, вечно сопливым носом и ненормально большой головой. Неста, которая ежедневно подкармливала его, присела рядом и ласково обратилась к нему:
— Питер, ты видел его лицо? Кто он?
Паренек посмотрел на нее, потом на затаивших дыхание мужчин с почти соболезнующим выражением лица.
— Вы разве не знаете? Это же Саймон Клейвер, тот, с прогнившим носом, который раньше жил на Смитен-стрит.
Собравшиеся в пивной мужчины разом заговорили, но их оборвал сердитый голос де Вольфа.
— Кто, черт его возьми, этот Саймон Клейвер?
— Он был кузнецом, жил совсем рядом, — ответил подручный Несты.
— Саймон избил своего шурина больше года назад, чуть не убил его!
