— Если бы это были викарии твоего собора, ты бы приказал им идти на дознание? — настаивал коронер.
Де Аленсон покачал головой.
— Это совсем другое дело, Джон. Обитель святого Николая — это не просто монастырь, не подчиняющийся нашему собору; это часть аббатства Бэттл в Сассексе, очень могущественного ордена. Решать может только их аббат, а чтобы получить оттуда ответ, тебе потребуется не меньше двух недель!
Де Вольф негромко выругался.
— Значит, сделать ничего нельзя? — уточнил он.
Архидиакон улыбнулся и допил вино, а потом поднялся на ноги.
— Мы можем вместе прогуляться туда и попробовать ласково нажать. А этот большой меч я оставлю дома, Джон. Нам потребуется дипломатия, а не грубая сила.
Соборные колокола зазвонили к вечерней молитве, и позади таверны «Куст» начала собираться толпа. На грязном заднем дворе места между кухней, пивоварней, свинарниками и уборными хватало, чтобы поместились все. Гвин поставил их полукругом вокруг одного из столов, принесенных из пивной. На столе лежала пугающе неподвижная фигура, накрытая пустыми мешками из-под ячменя. Огромный корнуолец своим зычным голосом официально открыл судебное разбирательство, гаркнув:
— Все вы, подойдите ближе к королевскому коронеру графства Девон и сообщите о своем присутствии!
Де Вольф, стоявший во главе самодельных похоронных носилок, заметил, что шериф только что появился вместе с каноником Томасом де Ботереллисом, регентом собора, в чьи обязанности входила организация многочисленных ежедневных служб. Джон напрасно пытался понять, откуда у них такой интерес к смерти в простой таверне. Эта парочка (один броско вырядился в ярко-зеленый камзол и плащ, другой надел монашескую черную сутану) протолкалась сквозь толпу зевак и встала рядом с секретарем приора из обители святого Николая. Когда Джон с архидиаконом пришли в монастырь, они натолкнулись на ледяной прием Ансельма, но после нескольких умиротворяющих слов де Аленсона приор немного смягчился и пошел на компромисс. Он так и отказался сам покинуть монастырь, но согласился на то, чтобы его секретарь, брат Базиль, пошел на дознание и подтвердил личность жертвы.
Де Вольф шагнул вперед и начал дознание, пристально глядя на ряд присяжных, бывших одновременно и судьями, и свидетелями, потому что именно они находились в пивной прошлым вечером.
— Мы находимся здесь, чтобы провести дознание о смерти человека, которого полагаем Гервазом из Сомерсета, хотя это может быть правдой, а может и не быть. Что наверняка правда — это то, что он мертв.
Раздалось несколько почтительных смешков, и коронер сердито нахмурился. Он вызвал служанку Люси, бывшую Первой Нашедшей тело. Она коротко описала, как наткнулась на труп и завизжала, призывая хозяйку и подручного. Собственно говоря, Первому Очевидцу полагалось поднять шум и крик, начать стучаться в ближайшие четыре дома по соседству и начинать погоню за убийцей. Вероятно, в деревне это было возможно, но в городе — невыполнимо.
— К тому времени этот человек был мертв уже несколько часов, — объявил де Вольф. — Когда я осматривал тело, оно уже закоченело, поэтому искать убийцу, наверняка давно сбежавшего, не имело смысла.
Джон заметил, что шериф вскинул брови и высокомерно усмехнулся, и его охватило тревожное ощущение, что де Ревелль явился, чтобы устроить неприятности.
Однако ему следовало продолжать, и он перешел к следующему пункту — опознание. Он попросил брата Базиля выйти вперед, и худой молодой человек, закутанный в слишком большую черную рясу, неохотно подошел к нему.
По знаку Джона Гвин откинул один из мешков, и, под оханье и брань толпы, явил миру верхнюю часть тела. Белое лицо отвратительно контрастировало с темно-красной кровью, заполнявшей зияющую рану на горле и растекшейся по одежде.
— Брат, тот ли это человек, что пришел вчера в монастырь святого Николая?
Юный монах сделал несколько робких шажков в сторону трупа и вгляделся в лицо, потом слегка подвинулся, чтобы рассмотреть неровную тонзуру. С лицом таким же белым, как и у трупа, он кивнул и ответил дрожащим голосом:
— Это тот человек, коронер. Он назвался Гервазом и сказал, что он приходской священник из Сомерсета и возвращается из паломничества в Сантьяго де Компостелла.
Далее монах поведал о предложенной реликвии Истинного Креста и о весьма необычной явлении — настоящем письме о подлинности с подписью и печатью рыцаря-крестоносца.
— Вы сочли этого человека за настоящего священника? — напрямую спросил де Вольф.
Монах замялся.
— Трудно сказать, сэр. Понимаете, он одет в рясу, вы и сами видите, но очень уж убогую, даже для человека, пережившего трудности паломничества. И тонзура у него странная, хотя, опять же, он мог только что восстановить ее после долгих странствий.
— Похоже, вы сомневаетесь, брат. А что думает приор Ансельм?
Юный секретарь беспокойно переступил с ноги на ногу.
— Позже он сказал мне, что разделяет мое недоумение. Но этот человек смог прочитать пергамент, который принес с собой, и заговорил по латыни с одним из братьев в саду. Кто, кроме священника, это умеет?
Вызвали Несту, чтобы она подтвердила, что именно погибший пришел в таверну предыдущим вечером и заплатил за еду и ночлег. Она почти ничего не смогла добавить.
— Вам не показалось странным, что священнику потребовалось переночевать в трактире? — спросил Джон, стараясь, чтобы его голос звучал так же неприветливо, как и с остальными свидетелями; впрочем, все присутствовавшие знали, какие отношения связывают трактирщицу и коронера.
— Да, немного странно, но странствующие клирики и раньше останавливались у меня, если в соборе все комнаты для приезжих заняты. Он сказал, что на следующий день ему пообещали койку в аббатстве Бакфэст, так что тюфяк ему требуется только на одну ночь. — Далее она сообщила, что ночью ничего подозрительного на чердаке не слышала, и сказала, что оставшиеся на ночь поднимаются и спускаются, когда захотят, так что ей и в голову не пришло наблюдать за ними в такой оживленный вечер.
Больше свидетельств не осталось, и де Вольф велел присяжным пройти мимо трупа, чтобы осмотреть его поближе. Некоторые шли нерешительно, другие смотрели с жадным любопытством, а когда прошли все, коронер пролаял свои указания.
— Вы должны сами вынести вердикт, но я не вижу других вариантов, как только объявить, что этого человека, назвавшегося Гервазом из Сомерсета, беззаконно убила неизвестная личность — или личности.
Он осмотрел ряд глуповатых мужчин и юношей, словно подзадоривая их, и через минуту, после того, как они торопливо пошептались между собой, один шагнул вперед и промямлил, что они согласны. Джон уже собирался заканчивать, приказав Томасу записать вердикт на пергаменте, как произошло нечто неожиданное и нежелательное. Вперед вышел Ричард де Ревелль и бесцеремонно поднял руку, веля остановить дознание.
— Не так быстро, коронер! Есть свидетель, которого вы еще не выслушали!
На его худом, привлекательно лице появилось самодовольное выражение, которое он попытался скрыть, когда де Вольф сердито посмотрел на него.
— О чем это вы? Это мое дознание, у вас нет права вмешиваться.
— Я шериф! Я могу делать все, что считаю нужным, если дело касается правосудия, — фыркнул де Ревелль. — Вы заявляете, что убийство совершено неизвестной личностью, но я пока не заметил, чтобы вы стремились узнать, кто эта личность.
Он повернулся и поманил кого-то из толпы. Вперед неохотно вышел худой человек средних лет; Джон узнал в нем постоянного посетителя «Куста», слугу в одном из домов каноников.
