задумчиво перебирал пакеты с мужскими шарфами, все сплошь от Армани, Кензо, Пако Рабанн, Труссарди и разных прочих маэстрос мужской моды.
Обойдя этаж и почти вернувшись к кассе (около которой, кстати, уже никого не было, и зубастой негритяночки тоже), отчаявшаяся Алёна вдруг заметила дверь с табличкой «Accиs de service», что означало – «Служебный вход». Рядом была нарисована перечеркнутая фигурка человека, означавшая, что посторонним сюда – строго-настрого ни-ни. Может быть, здесь и скрываются продавцы?
Алёна осторожно потянула дверь, готовая к тому, что та не откроется, но она открылась. Наша героиня вошла и оказалась в длинном коридоре. Издалека доносился звон бокалов и смех. Так вот оно что! Вот они все куда подевались! Междусобойчик… Значит, служащие престижнейшей «Галери Лафайет» тоже этим грешат. Ничто человеческое им не чуждо!
Печально, что придется прервать их приятное времяпрепровождение, но что делать? Вариантов нет!
Она сделала несколько шагов по коридору, как вдруг из-за двери, мимо которой она в эту минуту проходила, раздался невеселый мужской голос:
– Ты сама понимаешь, что Мальзерб уже больше ничего не скажет.
Алёна споткнулась. И тут Мальзерб?! Ну, знаете… Сначала она отреагировала на название бульвара и только потом сообразила, что звучала русская речь.
Тем временем человек снова заговорил, и снова по-русски, и с тем же унынием:
– Ему вполне спокойно на том свете. А мы теперь своими головами рискуем из-за того, что он влез в этот дурацкий сейф.
– И все же я не пойму, не пойму… – раздался другой голос – женский. В нем звучали слезы, но мужчина раздраженно перебил:
– Да чего тут понимать? Не отдадим это поганое письмо – с нами сделают то же, что с Ольгой и Виктором.
– Но письмо… – Женщина начала рыдать. – Оно же черт знает где! Как туда добраться? А там – где искать?
– Добраться самолетом, как еще, – пробурчал мужчина. – Или поездом, но это долго, а нам времени оставлено – чуть. Где искать, должен знать граф Альберт, и нам нужно сделать все, прежде чем эта сволочь Градский доберется до нас. И хватит истерики закатывать, этим не поможешь. Пошли, пока нас тут не застукали.
– Да, пошли, мне еще нужно пакеты в кассу отнести, – протяжно всхлипывая, проговорила женщина, и дверь распахнулась, чуть не стукнув Алёну Дмитриеву по ее любопытному носу.
Алёна отшатнулась, сконфуженно глядя на молоденькую и очень хорошенькую блондинку в форменном платье «Галери Лафайет» (по лицу ее было видно, что она недавно плакала) и с охапкой фирменных бело- черно-красных пакетов этой самой «Галери». Рядом стоял высокий мрачный мужчина в черной куртке и с ежиком седых волос на крупной голове.
– Je demande pardon, je suis trиs dйsolйe, excusez moi! Mais cette veste… Прошу прощения, я очень сожалею, извините! Но эта куртка… – забормотала она почему-то по-французски, наверное, от растерянности. Да и неловко было, заговорив по-русски, показать этим людям, что их разговор мог быть подслушан.
– А, вас за пакетами послали! – воскликнула тоже по-французски блондинка, глядя на cette veste, которую Алёна держала на вытянутых руках, и улыбнулась так приветливо, что влажные ресницы мигом высохли, а натянувшиеся в широчайшей улыбке щеки чуть не лопнули. И, покосившись на своего спутника, добавила по-русски, не убавляя приветливости: – Представляешь, эта Жаклин, черномазая такая сучка, не могла подождать, пока я вернусь, людей стала ко мне посылать!
С этими словами она выхватила у Алёны куртку и сунула ее в пакет – большущий и шумно шелестящий.
– Вы купили чудесную куртку, – перешла она на французский. – Но поторопитесь, мадам! Магазин закрывается.
И в самом деле – раздался мелодичный перезвон, означающий скорое закрытие магазина.
– Но я еще не… – начала было Алёна, однако девица ее не слушала: рассудив, что, коли магазин закрывается, пакеты на кассу нести надобности никакой нет, она очень ловко и любезно выдавила Алёну за дверь с надписью «Служебный вход» и закрыла ту перед ее носом.
– Мадам! – Вежливо, но укоризненно качая головой, к ней спешил секьюрити. – Прошу вас поспешить. Нет-нет, к сожалению, эскалаторы уже выключены, пожалуйста в лифт.
И он чуть ли не под белы рученьки повел нашу растерявшуюся героиню к лифту.
– Но я хотела… – пролепетала было она, показывая ему пакет с курткой, однако охранник не слушал, впихнул ее в кабинку и замахал кому-то рукой: – Господа, прошу вас не задерживаться!
Вслед за Алёной в лифт вошел – откуда взялся вообще? – тот самый дяденька в мешковатом пальто, которого она уже встречала прежде, а за ним, когда дверцы уже начали закрываться, протиснулся седой русский, которого Алёна видела с девушкой-продавщицей.
Дверцы сомкнулись, и лифт поехал вниз.
Алёна в изнеможении прислонилась к стенке. Да что же делать-то?! Ее практически вынудили украсть куртку! Просто измором взяли! Конечно, можно попытаться заговорить с охранником внизу, но почти наверняка ей и слова молвить не дадут, вытолкают в три шеи: уже ровно половина восьмого, универмаг закрывается, никому ни до чего нет дела.
– Сперла курточку-то? – раздался рядом чуть слышный шепот, и Алёна чуть не подскочила от изумления: показалось, что с ней общается ее собственная совесть, тем паче что это была русская речь… правда, непонятно, почему женская совесть вдруг заговорила мужским голосом. Ну да, голос мужской, и принадлежал он не кому иному, как тому самому – в мешковатом пальто, который сначала маячил около «Burberry Weekend», а потом здесь, на четвертом этаже, около стойки с шарфами.
– С чего вы взяли? – пересохшими губами прошелестела наша героиня, стараясь, чтобы ее не услышал седой. Она помнила, что он тоже русский.
Вообще кто-нибудь скажет, французы в Париже еще остались?!
– С чего взял? – переспросил «мешковатый». – Да сам видел, как тебя от кассы завернули продавца искать, а ты раз – и в лифт шмыгнула.
Шмыгнула?! Это называется – шмыгнула?!
От возмущения Алёна слова не могла сказать, но «мешковатый» не особо ждал ответа:
– А ты представляешь, что будет, если я сейчас внизу шум подниму? Сто процентов, вечерок закончишь в комиссариате! А если ты ее все же купила, покажи чек.
И снова Алёна не нашла в себе силы справиться с клиническим онемением. Ведь никакого чека у нее, сами понимаете, люди добрые, не было…
– Ладно, так и быть, – сказал ужасный «мешковатый». – Гони полтораста ёро – и я промолчу.
Алёна, не сводя с него затравленных глаз, дрожащей рукой полезла в сумку за кошельком. Если бы он запросил сейчас двести, триста, пятьсот евро, или, как он произнес на французский манер, ёро, – она отдала бы все, чтобы избегнуть скандала. А впрочем, нет, пятьсот бы не отдала. Потому что столько не было.
– Эй ты, придурок, отстань от дамы, а то хуже будет, – послышался вдруг невыразительный, именно невыразительностью пугающий голос, и тот мрачный, седой, которого Алёна видела с продавщицей, сгреб «мешковатого» за грудки и хорошенько тряхнул. И вдруг… Алёна даже зажмурилась на миг недоверчиво! – из мешковатого посыпалось всякое добро. Коробки с кремами, с флаконами духов, галстуки какие-то, несколько пакетов с кашне и шарфами…
– Если ты все это купил, покажи чек, – ехидно проговорил седой. – Интересно, кто из секьюрити с тобой в деле, через какую дверь ты должен выйти, чтобы сигнализация не сработала?
«Мешковатый» посмотрел на него и на Алёну с ненавистью и наклонился было собрать свое добро, но тут лифт приземлился, дверцы разошлись – и он рванул со страшной скоростью прочь. Добежал до дверей и выскочил на улицу, коренастый охранник даже в затылке не успел почесать.
– Пойдемте, – седой подхватил Алёну под руку, – а то кто-нибудь еще решит, что это мы с вами стащили, да уронили.
