Одержимые

по крайней мере в уголках глаз появилось много морщин.

— Сегодня, дорогая, я настаиваю на том, чтобы отвезти вас домой, — сказал он улыбаясь. В его голосе появилась настойчивость, как-то связанная с подарком. — Скоро похолодает, а у вас промокли ноги.

Сибил колебалась. Она поднесла подарок к лицу, чтобы вдохнуть острый запах кожи: сумочка была высочайшего качества, такой у нее никогда не было. Господин Старр быстро огляделся, убеждаясь, что их никто не видит. Он все еще улыбался.

— Пожалуйста, садитесь в машину, Блейк! Теперь вы не можете считать меня незнакомцем.

Сибил все еще колебалась. Полудразня, она спросила:

— Вы знаете, что меня зовут не Блейк, не так ли, господин Старр? Как вы узнали?

Господин Старр рассмеялся, тоже дразнясь:

— Не так ли? Как же тогда ваше имя?

— А вы не знаете?

— Разве я должен знать?

— А разве вы не знаете?

Возникла пауза.

Господин Старр взял Сибил за запястье, легко, но твердо. Его пальцы обхватили ее руку, словно браслет от часов.

Господин Старр наклонился поближе, будто делясь секретом:

— Вообще-то я слышал, как вы исполняли соло на замечательном рождественском празднике в школе. Должен признаться, что прокрался на репетицию, мое присутствие никого не удивило. И, кажется, я слышал, как хормейстер называл вас по имени. Вас зовут Сибил?

Услышав свое имя из уст господина Старра, Сибил ощутила головокружение. Она смогла только молча кивнуть.

— Верно? Я немного сомневался, что правильно расслышал. Красивое имя для красивой девушки. А Блейк… Блейк ваша фамилия?

— Да, — прошептала Сибил.

— Фамилия вашего отца?

— Нет. Не папина.

— А почему нет? Обычно бывает именно так.

— Потому что… — И здесь Сибил запнулась, смущенная, не зная, что сказать. — Это фамилия моей мамы. Была.

— Ах, да! Понимаю. — Господин Старр засмеялся. — Вообще-то, если честно, думаю, что не понимаю, но мы обсудим это в другой раз, не так ли?

Он имел в виду, не сесть ли им в машину. Теперь он сильнее надавил ей на руку, и, хотя оставался любезен, как всегда, было очевидно, что терпение его на пределе. Его хватка оказалась неожиданно сильной.

Сибил стояла на обочине, готовая неохотно согласиться, и в то же время беспокойно думая, что, нет, она не может. «Не теперь».

Поэтому Сибил отпрянула, нервно смеясь. Господин Старр вынужден был отпустить ее, разочарованно опустив уголки губ. Сибил поблагодарила его, объясняя, что хочет пройтись.

— Надеюсь увидеться с вами завтра… Сибил? — крикнул вдогонку господин Старр. — Да?

Но Сибил, прижав новую сумочку к груди, как прижимает к себе мягкую игрушку малыш, быстро уходила.

Следовал ли за ней на почтительном расстоянии черный лимузин?

Сибил охватило сильное желание оглянуться, но она сдержалась. Она пыталась вспомнить, доводилось ли ей когда-нибудь в жизни ездить в подобной машине, и предположила, что на похоронах ее родителей был, наверное, такой наемный лимузин с шофером, но ее не взяли на похороны. Не осталось никаких воспоминаний, связанных с этим, кроме странного поведения бабушки, тети Лоры и остальных взрослых, их скорби, но под этой скорбью скрывался сильный и безмолвный шок.

«Где мама, где папа?» — спрашивала она, а ответы всегда были одни и те же: «Ушли».

И плакать было бесполезно. И истерика не помогла. Маленькая Сибил ничего не могла ни сделать, ни сказать, ни придумать, чтобы изменить что-нибудь. Наверное, в ее жизни это был первый урок.

Но папа не умер, ты знаешь, что он жив, и он знает, зачем вернулся.

10. «Собственность»

Тетя Лора снова закурила! Снова по две пачки в день. И Сибил виновато понимала, что была тому причиной.

Потому что существовала лайковая сумочка. Тайный подарок, который Сибил спрятала в самом дальнем углу шкафа, завернутый в целлофан, чтобы запах не проник в комнату (и все же можно было почувствовать его, не так ли? Слабый, настойчивый запах, как духи). Сибил жила под страхом, что тетя Лора обнаружит сумочку и деньги. Хотя Лора Делл Блейк никогда не входила в комнату племянницы без приглашения, все-таки Сибил беспокоилась, что это случится.

У нее никогда в жизни не было никаких важных секретов от тети, и эта тайна будоражила и наполняла силой, но в то же время ослабляла ее своим детским отвращением.

Больше всего Лору тревожил возобновленный интерес к этому.

— О, родная, ты снова об этом думаешь? Почему?

«Это» был сокращенный эвфемизм[6] того, что Лора могла бы более жестко назвать «несчастный случай», «трагедия», «смерть родителей».

Сибил, которая раньше, насколько помнила Лора, проявляла к этому не более чем мимолетное любопытство, теперь была охвачена тем, что она назвала бы «нездоровый интерес». Откуда молчаливый растерянный взгляд? Откуда дрожащие, иногда скорбные губы? Однажды вечером, зажигая трясущимися пальцами сигарету, Лора напрямик спросила:

— Сибил, дорогая, у меня сердце разрывается на части. Что ты хочешь знать?

Сибил ответила так, будто ждала именно этого вопроса:

— Мой папа жив?

— Что?

— Мой папа, Жорж Конте. Он… может быть… живой?

Вопрос повис между ними, и в течение долгах тяжелых минут казалось, что тетя Лора почти готова фыркнуть от возмущения, вскочить из-за стола и выйти из комнаты. Но она сказала, решительно тряхнув головой, не отводя взгляда от Сибил:

— Родная моя, нет. Он не жив.

Она замолчала, сердито выпустив дым через нос. Было впечатление, что она собиралась сказать еще что-то, но передумала. И все-таки, немного помолчав, она тихо произнесла:

— Ты не спрашиваешь про маму, Сибил. Что это значит?

— Я верю, что мама умерла, но…

— Но?..

— Мой… мой папа…

— Нет.

Сибил говорила запинаясь, щеки у нее горели:

— Я просто хочу знать. Хочу видеть могилу! Свидетельство о смерти.

— Пошлю запрос в Веллингтон на копию свидетельства о смерти, — медленно сказала тетя Лора. — Этого будет достаточно?

— А у тебя его здесь нет?

— Дорогая, зачем оно мне?

Сибил заметила, что пожилая женщина глядела на нее с сожалением и как бы со страхом. Запинаясь и заливаясь краской, Сибил пояснила:

— У тебя… в твоих бумагах. В твоих документах. Они заперты…

— Нет, дорогая моя.

Возникла пауза. Потом, всхлипывая, Сибил сказала: