бумагой, ленточками, адресными карточками. Витни поразился, что накануне своего торжественного отъезда за границу его невестка и племянницы посвятили себя неистовым рождественским приготовлениям. Как это по-женски, думать о других в такое время! Неудивительно, что их лица так воспалены и лихорадочны, а глаза болезненно светятся.
Элен предложила Витни выпить, или он предпочитает кофе?
— На улице так холодно! И тебе снова придется выходить! — поежившись, сказала Элен. Девочки тоже поежились и засмеялись. Что смешного, подумал Витни. Он согласился на чашечку кофе, если не сложно, а Элен быстро ответила:
— Конечно, не сложно! Вовсе нет! Теперь все несложно!
И снова они дружно засмеялись.
Известно ли им, раздумывал Витни, что Квин их предал?
Словно прочитав мысли Витни, Триш вдруг сказала:
— Папа собирался на Шейсельские острова. Вот куда он уехал.
Усмехнувшись, Молли возразила:
— Нет, дурочка… папа уехал в Токио. Папа в Токио. По делам.
— Он с нами встретится потом. На Шейсельских островах. «Тропический рай в Индийском океане». — Триш сняла перчатки и бросила их на стол.
— Сейшельские острова, — поправила Элен. — Но мы туда не поедем, никто из нас. — Она говорила специально для Триш, слегка повысив голос, готовя кофе быстро и ловко, едва следя за своими движениями. — Мы едем в Париж, Рим, Лондон, Мадрид.
— Париж, Рим, Лондон, Мадрид, — повторяли девочки в унисон.
Над плитой шумно вращался вентилятор. Но плотный жаркий воздух кухни расходился медленно.
Элен болтала о предстоящей поездке, а Витни заметил, что синяки у нее на лбу были фиолетово- желтые. Если бы он спросил, откуда они, она, несомненно, сказала бы, что упала и ушиблась. Синяк под глазом Молли… без сомнения, тоже результат случайного ушиба. Витни вспомнил, как много лет тому назад у Пакстонов на лужайке во время семейного торжества внезапно и без видимой причины Квин ударил свою молодую жену по лицу… Это произошло так быстро, что почти никто из гостей не заметил. Раскрасневшийся и разъяренный Квин громко произнес для свидетелей:
— Пчелы! Проклятые пчелы! Хотят укусить бедную Элен!
Со слезами на глазах Элен устояла на ногах и, сильно расстроенная, поспешила в дом. Квин за ней не пошел.
Никто за ней не пошел.
Никто не говорил о случившемся с Квином. Никто, насколько известно Витни, вообще не говорил об этом.
Витни неприязненно подумал о комментариях, которые будут на Рождество, когда обнаружится отсутствие Квина и его семьи.
Нет, лучше не спрашивать. Ибо это не его, Витни Пакстона, дело.
Элен подала Витни его кофе, предложила сливки и сахар, протянула ложечку, но та выскользнула из ее пальцев и со звоном упала на влажный вымытый пол. Согнувшись пополам, Триш подняла ее, подкинула за спиной и поймала над своим плечом. Элен сердито сказала: «Триш!» — и засмеялась.
— Не обращай на Триш внимания, у нее эти дела, — шаловливо сообщила Молли.
— Молли!.. — воскликнула Элен.
— Что б ты… — огрызнулась Триш, ударив сестру.
Смущенный, Витни сделал вид, что не слышит.
Действительно ли Триш в возрасте, когда у нее могла быть менструация? Возможно ли такое?
Он поднес чашечку кофе к губам явно трясущимися пальцами и сделал глоток.
Так много подарков! Элен с девочками, наверное, работали часами. Витни был тронут и одновременно слегка озадачен их трудолюбием. Это было так по-женски, купить дюжины подарков, которые в большинстве своем никому не нужны и, как в случае с богатыми Пакстонами, никто в них не нуждался. И все же подарки весело и спешно заворачивались в дорогую нарядную красно-зеленую сверкающую бумагу, завязывались пышные банты, крученые тесемки, фломастером надписывались карточки — папе Пакстону, тете Винни, Роберту — это лишь немногие из попавшихся на глаза Витни. Он заметил, что большинство коробочек были обернуты и аккуратно сложены вместе. Оставалось упаковать не более полудюжины различных по величине, от маленькой шляпницы, до овального контейнера размером три на два фута, сделанного из какого-то легкого металла. Один необернутый подарок был позолоченной коробкой дорогих шоколадных конфет, тоже металлической. Повсюду на столах, включая разделочный, валялись кусочки оберточной бумаги, ленточек, скотча, бритвы, ножницы, даже садовый секатор. На полу в зеленом пластиковом мешке, словно ожидая быть убранными в гараж или выброшенными, лежали разнообразные инструменты — молоток, клещи, садовые ножницы, нож мясника, электрический нож Квина.
— Дядя Витни, нечего глазеть!
Молли и Триш, озорничая, повисли у Витни на руках. Конечно, сообразил Витни, они не хотели, чтобы он нашел свой рождественский подарок.
Но, дразнясь, он сказал:
— Почему бы мне не забрать свой подарок сегодня и избавить вас от отправки его по почте? Если, конечно, у вас для меня есть подарок.
— Вит, дорогой, конечно, у нас для тебя есть подарок! — сказала Элен с упреком.
— Но сейчас мы не можем тебе его отдать.
— Почему? — Он удивленно заморгал. — Обещаю не открывать его до Рождества.
— Потому, что… мы просто не можем.
— Даже если поклянусь, чтоб я сдох?
Элен и девочки переглянулись, их глаза сияли. Как похожи на маму эти девочки, думал Витни, охваченный порывом любви и ощущением утраты, — эти три хорошенькие, миловидные женщины, словно добрые феи, — семья брата Квина, а не его семья. У сестер была светлая нежная кожа и большие печальные, красивые серые глаза. В них было мало от Квина или от Пакстонов, только завитки кудрей и дерзкий изгиб верхней губы.
Они заговорщицки хихикали.
— Дядя Витни, — сказала Молли. — Мы просто не можем.
Время прошло незаметно и быстро. Они говорили на нейтральные темы: о путешествиях вообще, о студенческих годах Витни в Лондоне. Они не говорили и даже не упоминали о Квине. Витни почувствовал, что, несмотря на весь их энтузиазм и явную симпатию, им хотелось остаться одним, чтобы закончить приготовления. Витни тоже хотел уйти.
Все же это был дом Квина.
Так же как и кухня, ванная была чисто вымыта. Раковина, унитаз, ванна — все сверкало безупречной чистотой после обработки специальным моющим средством. А над головой во всю мощь работал вентилятор.
Здесь тоже был этот специфический запах — густой, слегка тухлый,
Вдруг он вспомнил: много лет тому назад, когда он был еще ребенком, в летнем лагере в Мэйне Витни видел, как кухарка потрошила цыплят, громко насвистывая во время работы, — опускала мягкие тушки в кипяток, щипала перья, отрубала и отрывала крылья, лапки, ноги, вынимала руками влажные скользкие потроха. Ох! Зрелище и запах были столь тошнотворны, что Витни не мог есть курятину многие месяцы.
