косметики, даже губы не накрашены, и поэтому она выглядела более молодой и беззащитной, какой Витни никогда ее раньше не видел. На людях, как жена Квина Пакстона, Элен всегда была ослепительна — тихая, замкнутая, красивая женщина, тщательно одетая и ухоженная. Каждую фразу она произносила четко и обдуманно. Квину нравились женщины на каблуках — по крайней мере привлекательные, — поэтому Элен всегда ходила в модных туфлях на высоких каблуках, даже в домашней обстановке.
Но сейчас она была в тапочках и казалась ниже и миниатюрнее, чем всегда. Едва ли выше своей старшей дочери Молли.
Когда Элен вела Витни через дом на кухню — все комнаты были темны, в столовой так же, как в прихожей, повсюду на полу стояли ящики и коробки — она разговаривала с ним этим веселым, тонким голосом, словно говорила для кого-то еще.
— Говоришь, что беспокоился, Витни? Обо мне и о девочках? Но почему?.
— Ну, из-за Квина.
— Из-за Квина? Неужели? — Элен сжала руку Витни и засмеялась. — Но почему из-за Квина, и почему теперь? Сегодня вечером?
— Я говорил с Лаурой, и она рассказала мне… он снова запил. Угрожал тебе. Поэтому я подумал…
— Это очень трогательно с твоей стороны, и со стороны Лауры тоже, что вы беспокоитесь обо мне и девочках, — сказала Элен. — Это так не похоже на Пакстонов! Но тогда вы с Лаурой не совсем Пакстоны, да? Вы… — она колебалась, словно первое слово, которое пришло на ум, ей не понравилось, — как бы со стороны. Вы… — И ее голос умолк.
Стараясь не осрамить свою проницательность, Витни задал самый важный для него вопрос.
— Квин здесь?
— Здесь? Нет.
— Он в городе?
— Его нет.
— Нет?
— В командировке.
— А, понимаю. — Витни вздохнул глубже. — Когда он возвращается?
— Он приедет за нами из Парижа. А может, из Рима. Откуда-нибудь, когда закончит дела и у него появится для нас время.
— Ты хочешь сказать, что вы тоже уезжаете?
— Да. Довольно скоро. Я все утро бегала, оформляя паспорта девочек. Это будет их первая загранпоездка, кроме Мексики. Мы все так возбуждены. Квин поначалу воспринял это без энтузиазма, в Токио у него важные дела, ты же знаешь Квина, вечно на переговорах, постоянно что-нибудь высчитывает, вечный двигатель… — Но здесь Элен, засмеявшись, остановилась, словно вздрогнула. — Ну… ты Квина знаешь. Ты его брат, жил в его тени, тебе ли его не знать. Нет нужды анатомировать Квина!
И Элен снова засмеялась, сжав руку Витни. Как бы ища равновесия, она слегка прислонилась к нему.
Витни признался себе, что испытал полное облегчение. Мысль, что его брата не было поблизости, что он не был ему угрозой, — от этой мысли самообладание Витни восстановилось полностью.
— Значит, Квин упорхнул, а ты с девочками следом за ним?
— Понимаешь, у него дела. А то бы мы уехали все вместе. Квин хотел, чтобы мы поехали вместе. — Теперь Элен говорила более старательно, словно повторяя заученное. — Квин хотел, чтобы мы поехали вместе, но… ради дела, обстоятельства. После Токио он думал, что полетит в… кажется, в Гонг-Конг.
— Значит, на Рождество вы не с нами? Вы все?
— Но подарки я приготовила! И если нас не будет, то виноватыми мы себя не чувствуем. Просто мы не будем на празднике у ваших родителей и не увидим, как вы развернете наши подарки, — весело заявила Элен с особенным акцентом, словно хотела, чтобы слова были хорошо расслышаны. — Конечно, мы будем скучать без вас всех. О, ужасно будем скучать! По вашему дорогому папе, милой маме, всей семье Квина… да, мы будем ужасно скучать. И Квин тоже.
Витни спросил:
— Элен, когда, ты сказала, улетел Квин?
— Разве я говорила? Вчера вечером. «Конкордом».
— А вы с девочками улетаете?..
— Завтра! Но не «Конкордом», конечно. Просто обычным рейсом. Но мы жутко рады, ты представляешь.
— Да, — настороженно ответил Витни. — Могу себе представить.
Витни сделал для себя вывод, что Квин все-таки уехал со своей новой подружкой на Сейшелы или еще куда-нибудь. Он сумел убедить свою доверчивую жену, что отправился в одну из «конфиденциальных» деловых поездок, и она, кажется, вполне довольна… или благодарна… такому объяснению?
«До чего же нравится женщинам быть обманутыми… введенными в заблуждение! Бедная Элен».
Витни подумал, что не станет ее разубеждать.
— Как долго, ты сказала, вы будете отсутствовать, Элен?
— Разве я говорила? Не помню, чтобы говорила! — засмеялась Элен и вошла в дверь кухни, торжественно ведя Витни за руку.
— Это дядя Витни! — воскликнула Молли.
— Дядя Витни! — крикнула Триш, хлопая руками в резиновых перчатках.
Кухня была так ярко освещена, атмосфера такая приподнятая, веселая, праздничная. Витни был почти уверен, что вторгся в какое-то торжество. Впоследствии он припомнил и это.
Элен помогла ему снять пальто, в то время как его хорошенькие племянницы продолжали улыбаться, щебетать и хихикать. Витни не видел их полгода, и ему показалось, что обе подросли. На четырнадцатилетней Молли была грязная рубашка, джинсы и фартук, затянутый вокруг ее худенькой талии, глаза прятались под солнечными очками в белой пластиковой оправе с сиреневыми стеклами (скрывался ли под очками синяк? Шокированный, Витни старался не смотреть). Одиннадцатилетняя Триш была одета так же, но в бейсбольной шапочке козырьком назад. Когда Витни вошел в кухню, она сидела на корточках, губкой что-то вытирая на полу. На ней были не по размеру большие желтые резиновые перчатки, которые издавали хлюпающий липкий звук, когда она хлопала в ладоши.
Витни любил, очень любил своих юных племянниц. Их насмешливо-восторженная радость при его появлении заставила его покраснеть, но он был польщен.
— Рады тебя видеть, дядя Витни! — радостно ворковали они одновременно. — Рады видеть тебя, дядя Витни!
Словно они ждали кого-то другого, подумал Витни.
Он нахмурился, ему вдруг показалось, что, возможно, Квин вовсе никуда и не уехал.
Элен поспешно сняла испачканный фартук.
— Замечательно, что ты заехал сегодня вечером. Вит, — с теплотой произнесла она. — Ты у девочек самый любимый дядя. Мы все думали, как печально, что не увидимся с тобой на Рождество!
— И мне жаль, что не увижу вас.
«Типичная женская атмосфера с элементом скрытой истерии», — заметил про себя Витни. Радио настроено на популярную станцию, слышится ритмично-примитивная довольно пронзительная мелодия. Такую музыку любят молодые американцы, правда, Витни не понимал, как Элен ее терпит. Включен весь верхний свет, очень яркий. Все поверхности сверкают, точно свежевымытые. Вентилятор над плитой включен на полную мощность, и все же чем-то пахло… чем-то густым, влажным, кисло-сладким, назойливым. Воздух был перегрет, как в парной. Повсюду валялись пустые банки от диетической кока-колы и крошки пиццы. На столе, возле кучи подарочных свертков, стояла бутылка калифорнийского красного вина. (Стало быть, Элен пила! Витни заметил, что глаза у нее остекленелые, губы распухли. И у нее тоже был синяк или синяки прямо под левым глазом. Заметно было то, что все возможные горизонтальные поверхности на кухне, включая большой разделочный стол в центре, были завалены свертками, оберточной
