Звезда на содержании

– Боже ты мой, – пробормотал Проказов. – Да ведь это просто чудо, что он вас не отравил, голубушка. Я бы на его месте так и поступил. – И он покаянно улыбнулся. – Но теперь не бойтесь, я вас не дам ему в обиду!

– Стреляйте, – закричал Хвощинский, кидаясь на Проказова, – или я вас сам убью... зарежу!

Он выхватил из кармана нож, но даже не успел занести его – пистолет грянул огнем, и Хвощинский упал. Нож отлетел к ногам Анюты.

– Как просто, – пробормотал Проказов. – Как это легко пустить в человека пулю! А я-то думал... Первая, как говорится, колом, вторая – соколом, третья – мелкой пташечкой. Уйдите, Анна Викторовна. Потом вы мне сами спасибо скажете за то, что я вас от этого увальня избавил. Со мной вы счастливы будете, веселы, а с ним жить – что солому жевать.

– Мы повенчаны, – выпрямилась Анюта, беря Петра за руку. – Священник говорил – покуда смерть не разлучит нас. Но нас и смерть не разлучит. Если его убьете – я ни минуты жить не стану! – Она прижала нож к горлу.

– Постой, Варенька! – раздался крик, и в тесноту часовенки ворвался Блофрант Аксюткин. – Нет! Опусти нож! – завопил он в ужасе.

Все уставились на него, не понимая, откуда взялся этот маленький, толстенький, переполошенный человечек с потным, искаженным от страха лицом.

– Бросьте оружие, господин Проказов! – раздался новый голос, и все увидели стоящего в дверях человека в форме полиции. – Часовня окружена. Вы будете заключены под стражу за убийство и пособничество убийце.

Проказов стоял, словно окаменев. Вдруг рука его дернулась к виску, но пристав оказался проворнее и успел вышибить у него оружие. Двое дюжих полицейских ввалились в часовню, скрутили Проказова и вытащили вон. На их место тотчас явились двое других и подступили к Савке.

– Не дергайся, Резь, – предупредил пристав, вытаскивая из ножен саблю. – Не то – вот те крест! – зарублю. Поберегись лучше. В каторгу пойдешь – и там люди живут, сам знаешь, а станешь артачиться – положу на месте. У меня приказ с тобой не церемониться.

– За что ж это, добрые господа? – по-волчьи косился забившийся в угол Савка. – Чем я так нагрешил? Или ты меня оговорил, лицедей поганый?! – рявкнул он на Аксюткина. – Да ведь я знаю, что там, в театре, ты кровь невинную пролил!

– Побойся Господа Бога, – простонал Аксюткин. – Не клевещи! Ведь это ты их убил, и нож твой. Митя очнулся и все рассказал перед смертью...

– Митя?! – вскрикнула Анюта и упала бы, если бы Свейский не подхватил ее на руки.

– Не плачь, – вздохнул Блофрант. – Такова судьба его. Он еще успел сказать, что даже рад, что так вышло. Лучше уж сразу, чем медленно чахнуть... И он благословил тебя. Он так хотел, чтобы ты была счастлива!

– Будет, – сказал Свейский. – Я знаю, что будет!

,

Примечания

1

От франц. l’espiugle – проказник.

2

Старинная карточная игра.

3

Лезвие ножа (устаревш.).

4

Военный чин, назначенный для закупки лошадей кавалерийским полкам.

5

Так в описываемое время называли маленькие кружевные дамские зонтики от солнца.

6

Палевый, то есть соломенный; цвета жонкилей (нарциссов) – светло-желтый; желто- коричневатый, как шкура камелопарда (леопарда); светло-красный; красно-синий с темным отливом; тускло-зеленый; изумрудно-зеленый; золотистый цвета были модными в описываемое время.

7

Общая могила, яма при дороге, куда в старину сбрасывали трупы всех, умерших неприкаянной смертью: бродяг, нищих и т. п.

8

Следует иметь в виду, что в старину рост человека часто определялся в вершках свыше обязательных для нормального человека двух аршин (то есть 1 м 42 см). Вершок – 4, 45 см. То есть сказать о ком-то, что он ростом в два вершка, – значит указать, что он примерно метра в полтора высотой.

9

Так в описываемое время назывались ткани переливчатые, меняющие окраску в зависимости от освещения.