дальше, чем на пару шагов, и все время посматривали на этого огромного пса, словно спрашивая, что он собирается делать. А когда сам он, унюхав в воздухе что-то интересное, зашагал вдоль берега, другие собаки поспешили вслед за ним. Самые старательные из них, как показалось Руалу, даже помахивали хвостом так же, как и Полковник, и вообще пытались копировать все его движения. Амундсен с удовольствием отметил все это, посчитав, что запрячь такую дружную группу собак в сани ему не составит никакого труда. Но когда сани были спущены с корабля и нагружены первой партией необходимых на зимовке вещей, стало ясно, что начальник экспедиции немного погорячился.
Именно в тот момент, когда он начал выстраивать собак перед нагруженными санями, Полковнику непонятно зачем понадобилось вернуться к кораблю, и его пришлось ловить за ошейник и тащить обратно. Остальные собаки, судя по всему, решили, что вожак предоставил им свободу, и пока Руал разбирался с Полковником, благополучно разбрелись в разные стороны. Амундсен поставил вожака упряжки перед санями и принялся подзывать к себе других псов, но те в ответ только вяло помахали хвостами и продолжили обнюхивать снег.
— Привыкли, паршивцы, ничего не делать, — почти ласково усмехнулся Руал и, подбежав к ближайшей собаке, повел ее к Полковнику. — Все, милые, сладкая жизнь у вас кончилась. У нас, людей, кстати говоря — тоже, если вас это утешит…
Но собаки не спешили соглашаться со своим хозяином, и на то, чтобы выстроить их в ряд и запрячь в сани, Руалу с помощниками понадобилось не меньше часа. Стоило подвести к саням одного пса, как другие, уже 'установленные' на свое место, куда-нибудь отбегали — одним словом, вся упряжка сильно напоминала расползающихся в разные стороны тараканов.
— Ну давайте уже, не отлынивайте, — посмеивался над ними Линдстрем. — Вам такая честь выпала — вы первыми прокатите по Антарктиде нашего предводителя! Другие бы радовались!
— Кажется, они считают, что недостойны такой чести, — буркнул Бьолан, и пес, которого он в это время тащил к саням, неожиданно вырвался у него из рук и со звонким лаем накинулся на одного из своих товарищей. К ним мгновенно присоединились еще двое, а Полковник, вспомнив, наконец, о своей 'должности' вожака, громко зарычал и метнулся в самую гущу схватки, чтобы разнять дерущихся. Амундсен с почти таким же рычанием выхватил кнут и двумя не слишком сильными, но весьма неприятными для собак ударами прекратил их грызню.
— Позор! — выговаривал он Полковнику и еще одному псу, пинками подгоняя их обратно к саням. — Вы не лучшие ездовые собаки, вы — беспородные шавки, вот вы кто! С кем я связался, кого привез в Антарктику?!
Сыграл ли свою роль кнут, или собаки поняли упреки хозяина, но после несостоявшейся драки их, наконец, удалось связать в одну упряжку. Амундсен забрался в сани, улыбнулся к стоящим рядом помощникам и, повернувшись к 'Фраму', отсалютовал собравшемуся на палубе экипажу высоко поднятым над головой кнутом:
— В путь!
Собаки рванулись с места, и сани, для первого раза нагруженные не очень тяжело, с легкостью заскользили по снежному насту. Руал продолжал стоять на них в полный рост и махать руками и кнутом наблюдавшим за его поездкой товарищам.
Так торжественно и красиво они ехали целую минуту или даже две. А потом привязанный впереди всех Полковник вдруг вильнул влево, должно быть, почуяв там еще какой-нибудь новый запах, и стал бежать намного медленнее, а вся остальная упряжка моментально последовала его примеру. Руал дернул поводья, пытаясь вернуть собак на нужный курс, но вожак уже и вовсе остановился и начал сосредоточенно копаться в снегу, а другие собаки опять устремились в разные стороны, насколько им это позволяли сдерживавшие их ремни.
Пошатнувшись и с трудом удержав равновесие — сани въехали на небольшой холм и стояли, сильно накренившись — Амундсен недовольно щелкнул кнутом рядом с Полковником:
— Ну-ка, вперед! Чего вы встали?
Вместо ответа одна из собак с вызывающим видом улеглась на снег. Остальные семь, глядя на нее, проделали то же самое.
— Безобразие! — возмутился Руал, спрыгивая с саней и заставляя встать ближайшего к нему пса — Лассесена. — Подъем, лохматые, нечего тут валяться!
Позади него слышались тщательно сдерживаемые смешки. Лассесен недовольно фыркнул, но все же послушался хозяина и поднялся на лапы. Еще одна собака встала сама и принялась обнюхивать сани, как будто видя их впервые в жизни. Прочие же в ответ на негодующие вопли Амундсена лишь помахивали хвостами, а когда он окончательно вышел из себя и схватился за кнут, начали скалить на него зубы.
— Чертовы зверюги!!!
Краем глаза Руал увидел, как к саням подходят высадившиеся на берег путешественники. Линдстрем продолжал негромко посмеиваться, остальные тоже не слишком старательно скрывали улыбки, и каждый из них, похоже, никак не мог решить, предложить начальнику свою помощь или нет. Амундсен махнул рукой и взял за ошейник Полковника, одновременно указывая своим спутникам на других зверей:
— Давайте все вместе — одновременно ставим их на ноги, а потом садимся в сани! Фу, мерзавец!
Последняя фраза относилась к вожаку упряжки, вновь показавшему зубы и даже попытавшемуся цапнуть Руала за толстую меховую рукавицу. Амундсен выпустил кожаный ошейник, перехватил пса за шиворот и несколько раз довольно сильно его встряхнул. Полковник, почувствовав, что хозяин уже не шутит, немного присмирел и неохотно встал на положенное ему место. Других собак тоже пришлось как следует потрепать за шкирку, но, в конце концов, общими усилиями путешественники справились со своими четвероногими помощниками и забрались в сани. Упряжка рванулась вперед и на этот раз провезла полярников метров десять, а возможно даже и больше. Но потом Лассесен попытался обогнать бежавшего впереди Полковника, тот, изумившись такой наглости, злобно на него рыкнул, а остальные собаки тут же посчитали своим долгом принять участие в этой ссоре. В результате сани вновь остановились, и Руалу с друзьями пришлось с криками, пинками и руганью растаскивать сцепившихся псов в разные стороны.
Ветер донес до них веселые окрики с корабля:
— Такими темпами вы доедете до стоянки к Иванову дню!
'А до полюса будем добираться лет десять', — мрачно отметил про себя Амундсен, награждая пинком драчливого Лассесена.
Так, с остановками через каждые десять-двадцать метров, путешественники двинулись вглубь южного материка. Смех на палубе 'Фрама' вскоре превратился в громовой хохот, и хотя сани постепенно отдалялись от берега, он по-прежнему был хорошо слышен. 'Поделом мне, нечего было вчера смеяться над Кристенсеном', — ругал себя Руал, в очередной раз спрыгивая с саней и пытаясь заставить собак выполнять положенную им работу. Хотя куда больше веселья товарищей, его беспокоило другое: как-то слишком уж неудачно их экспедиция начала делать свои первые шаги по льду Антарктиды. Сначала охота на тюленей, в которой полярники остались без добычи, теперь поездка на санях с такой скоростью, что они быстрее дошли бы до места стоянки пешком… Не нахлынет ли на его команду новая волна суеверий? Не появятся ли у них мысли о том, что такое несчастливое начало означает не менее провальный конец?
Что ж, решил про себя Амундсен, если даже такие разговоры будут, у него хватит силы убеждения, чтобы пресечь их в самом начале. Он поднял с земли кусок слежавшегося снега, снова забрался в сани, уселся на ящики со снаряжением рядом с Бьоланом и с размаху бросил снежок вперед. Этот маленький 'снаряд' упал в нескольких метрах от Полковника, и вожак упряжки с готовностью рванулся к месту его падения, посчитав снежок своей законной добычей. Другие собаки погнались за ним, и сани, в конце концов, начали набирать более-менее приличную скорость. Они взлетели на один снежный пригорок, потом на следующий, и их пассажиры, наконец, увидели воткнутую в снег лыжную палку. Собаки тоже заметили что- то новое среди бесконечных снегов и припустили еще быстрее.
Через пару минут они уже вовсю обнюхивали палку, а их хозяева стаскивали с саней первую большую палатку…
Глава XVI
