яркого для Антарктиды пятна. Рядом с флагом в снегу темнели вмерзшие в него стружки и щепки и валялась длинная доска, а в стороне, в нескольких десятках шагов, виднелось несколько аккуратно составленных в ряд больших и маленьких ящиков. А за ними красовался еще один норвежский флаг, возле которого стояла маленькая палатка, на таком расстоянии выглядевшая и вовсе игрушечной.
Увидев палатку, Скотт снова на несколько секунд оцепенел, уверенный, что сбылись его худшие опасения и что Амундсен все еще находится на полюсе. Однако вскоре он сообразил, что возле палатки нет ни саней, ни собачьей упряжи, ни самих собак, а кроме того, никаких следов. Да и палатка, если искаженное расстояние не обманывало его глаза, была слишком маленькой — в ней смог бы поместиться только один человек, а соперник Роберта, несомненно, отправился на полюс хотя бы с парой помощников. Нет, норвежская экспедиция уже покинула Южный полюс, причем ушла она, судя по покосившимся флагам и припорошенным снегом ящикам, уже довольно давно, хотя бы месяц назад. А значит, у Роберта не было никаких шансов прийти сюда раньше…
Наконец, оглядевшись по сторонам еще раз и убедившись, что кроме него и четверых тщательно отобранных им друзей на белом плато нет больше ни одной живой души, Скотт окончательно вернулся к реальности. И сразу же встретился глазами со своими спутниками, которые так и стояли возле саней, трясясь от холода, но терпеливо дожидаясь указаний командира. Надо было разгружать сани, ставить палатку и доставать еду, надо было в срочном порядке греться, а потом распаковывать и устанавливать приборы, и эта вечная суета, и раньше раздражавшая Роберта при обустройстве стоянок, теперь и вовсе едва не вывела его из себя. Мир, в котором он жил, только что рухнул — так почему он даже теперь должен думать о спальниках и горячей еде?!
— Ставьте палатку, а я посмотрю, что они там забыли, — сказал он своим товарищам, кивая на оставленные норвежцами ящики и второй флаг. Подходить к чужим вещам и, тем более, рассматривать их, ему не хотелось, но Роберт догадывался, что противник мог оставить ему письмо, спрятав его от снега и ветра в крошечной палатке или в одном из ящиков. В конце концов, Амундсен должен был хотя бы сообщить ему, какого числа он достиг полюса!
Перед палаткой Скотт в изумлении остановился и не сразу заставил себя присесть перед ней на корточки и забраться внутрь. Оказалось, что по размерам она все-таки больше, чем показалось полярнику издалека: в ней вполне могли бы жить два человека. Но удивило Роберта другое — палатка, которую он сперва посчитал обычной брезентовой, на самом деле была сшита из тонкой, едва ли не прозрачной серовато-коричневой ткани, с виду очень похожей на шелк. Он с трудом справился с завязанным в узел входом в странную палатку, забрался внутрь и там решился на секунду снять толстую рукавицу и дотронуться до ткани, из которой она была сделана. Палатка действительно оказалась шелковой, очень нежной на ощупь и в то же время, по всей видимости, очень прочной. Она больше была похожа на сувенир, чем на вещь, которую можно использовать по прямому назначению, и Роберт меньше всего ожидал обнаружить среди вещей норвежцев такой непрактичный предмет. Натянув рукавицу обратно, он с недоумением пожал плечами и принялся разбирать аккуратно сложенные в углу палатки жестяные коробки и связки бумаг, на самой верхней из которых стояла надпись: 'Капитану Р.Ф. Скотту'.
Как Роберт и предполагал, Амундсен оставил ему подробное описание своего прихода на Южный полюс и копии показаний всех измерительных приборов. Ко всем этим бумагам прилагалась записка с просьбой переслать их в Норвегию в том случае, если экспедиция Скотта вернется в Европу первой. Роберт просматривал хрупкие на морозе листы, исписанные грубым, неровным почерком своего соперника, брезгливо морщился, замечая сделанные им ошибки, и недоумевал про себя: неужели этот норвежец, взрослый и явно неглупый человек, не понимал, как нагло и бесцеремонно он себя ведет? В его письме не было ни слова о том, что он пришел на полюс первым, перехватив у Скотта полагавшуюся ему победу: Амундсен писал так, словно они не зимовали в Антарктиде и не прошли многие мили по ее бесконечным снежным полям — он как будто бы просил Роберта о мелкой, незначительной услуге. Просил совершенно спокойным, обыденным тоном, каким дома за столом просят жену передать солонку. Как будто все так и должно было быть, как будто это нормально, что он, Амундсен, выиграл соревнование, а Скотт пришел вторым и теперь обязан сохранить бумаги победителя!
'Я буду выше этого, — заскрипев зубами, пообещал себе Роберт. — Я не стану уподобляться этому нахалу, я отправлю все письма и расчеты туда, куда нужно и, если когда-нибудь мы с ним встретимся, ни словом не дам ему понять, как унизительно мне было это читать. Все равно ведь он этого никогда не поймет!'
Послышался скрип шагов, и за полупрозрачной стенкой палатки промелькнула чья-то тень. Товарищам Роберта не терпелось узнать, что оставил на полюсе Амундсен, но беспокоить своего командира они не решались. Скотт отложил бумаги в сторону и поспешно стал рассматривать тщательно запаянные коробки — как он и предполагал, это был запас соли, спичек и сухарей. Ничего не скажешь, трогательная забота о других полярниках! А в тех деревянных ящиках, которые норвежцы оставили около палатки, наверное, тоже какие-нибудь подачки — все то, что Амундсену было больше не нужно, а потому можно было отдать проигравшему сопернику. Роберт бросил коробки на пол, твердо решив, что не возьмет ничего из оставленных на полюсе чужих вещей. Пусть это традиция, пусть спички и соль оставляют в местах зимовки всегда, даже не зная, кому они потом пригодятся, принимать подарки от человека, отнявшего у него все самое дорогое, он, Скотт, не будет! И никому из своих людей тоже не даст.
Пора было вылезать из палатки — заставлять друзей ждать на морозе было не очень-то красиво, но перед тем, как уйти, Роберт еще раз окинул шелковые стены быстрым взглядом. Краем глаза он заметил прикрепленную к одному из швов кожаную полоску, наклонился к ней, прочитал две написанные на ней чернилами короткие фразы… и почувствовал, как его замерзшие пальцы в варежках сжимаются в кулаки. 'Счастливого пути! Добро пожаловать на 90®!' Как мог норвежец написать такое?! Как вообще может человек, пусть и из дикой страны, быть настолько черствым и бездушным, чтобы пожелать Скотту счастливого пути в такой ситуации?! Какое право он имел писать 'Добро пожаловать!' — да, он первым пришел на полюс, но это же не значит, что он стал хозяином этой земли! Нет у него никаких прав относиться к Скотту, как к гостю!
Полярник снова посмотрел на надписи и провел по куску кожи ладонью. Эти несколько слов, написанные аккуратным почерком, смеялись над ним, издевались над его поражением, они кричали о том, что Амундсен победил, а он, капитан Роберт Фолкон, оказался неудачником. Хотя по всем законам справедливости должно было случиться наоборот.
— Почему он?.. — еле слышно, одними губами прошептал Роберт. — Почему не я, почему Норвегия, а не Британия? За что?..
Глава XXVII
Антарктида, 87® ю. ш., 1912 г.
Сани мчались вперед с бешеной скоростью. В каждой упряжке теперь было всего по шесть собак, но бежали они едва ли не быстрее, чем во время прошлогодних походов и на пути к полюсу. То ли чувствовали, что возвращаются домой, то ли просто груза на санях осталось совсем не много, а снежный наст был таким ровным, что больше напоминал аккуратно залитый каток, но при этом и достаточно шершавым, чтобы по нему не скользили собачьи лапы. Да еще ветер теперь дул в спину, словно подгоняя путешественников, а на санях Вистинга, нагруженных более сильно, стоял сделанный из палаточной ткани парус.
Основную часть времени пятеро друзей по-прежнему ехали рядом с санями на лыжах, и лишь изредка ненадолго забирались в них, чтобы отдохнуть. Амундсен старался делать такие передышки как можно реже, опасаясь, что собаки, давно не получавшие свежего мяса, снова ослабеют: ему очень хотелось, чтобы его любимые Полковник и Лассесен, уцелевшие по дороге на полюс, добрались живыми до зимовочного лагеря. Но идти на лыжах весь день все же было тяжело, и время от времени Руалу приходилось добавлять своим собакам лишнюю тяжесть. Именно во время одной такой передышки он и почувствовал, насколько большой была их скорость — сидя в санях и ни на что не отвлекаясь, он смог спокойно поглазеть по сторонам и обнаружил, что снежные холмы и впадины в буквальном смысле летят мимо их маленького 'каравана'. Они
