музыка, развлечения, поддержка, семья, много-много радостного смеха — и все это даром. Теперь этот мир исчез.
Сегодня я была совершенно беспомощной, хоть проси милостыню.
Ведь все, что нужно для жизни, здесь надо покупать за деньги. У меня не оставалось выбора: я всего лишь грязная, потрепанная нищенка, у которой не было даже шляпы для сбора подаяния. Но я знала о том, что на самом деле может скрываться под личиной оборванца. В ту минуту мое отношение к бездомным изменилось раз и навсегда.
Я подошла к австралийцу и спросила:
— Можно занять у вас немного мелочи? Я только что вышла из буша, и мне нужно позвонить. У меня нет денег. Если вы скажете мне свое имя и дадите адрес, я верну вам деньги.
Он просто пялился на меня, и так пристально, что вся кожа на его лбу собралась в гармошку. Потом он залез в правый карман, достал монетку, при этом левой рукой он зажимал нос. Я осознавала, что воняю. Прошло уже недели две со дня моей ванны без мыла в крокодильем бассейне. Он потряс головой: мол, возвращать не надо, и быстро зашагал от меня.
Миновав несколько улиц, я увидела кучку школьников. Они ждали автобус, видно, возвращались из школы домой. Все были чистенькие, одинаково одетые, типичные австралийские школьники. Только обувь как-то отражала их личные вкусы. Они уставились на мои необутые ноги, теперь напоминавшие скорее копыта, нежели изящные женские ножки. Я знала, что выгляжу ужасно, и могла только надеяться, что мой внешний вид никого не отпугнет: одежды почти нет и волосы нечесаны больше четырех месяцев. Кожа лица, плечи и руки так часто обгорали, что я вся была в веснушках и пятнах. И, кроме того, мне уже недвусмысленно дали понять, что от меня несло!
— Простите, — сказала я, — я только что вышла из буша. Скажите, где ближайший телефон, и может кто-нибудь знает, где находится телеграф?
Их реакция меня подбодрила. Они не испугались, только их распирало от желания смеяться и хихикать. Мой американский акцент подтвердил распространенное среди австралийцев убеждение: все американцы с приветом. Мне сообщили, что в двух кварталах есть таксофон.
Я позвонила в свой офис и попросила переслать денег. На другом конце провода мне сообщили адрес телеграфной компании. Я прошла туда. Судя по выражениям лиц служащих, их предупредили, что появится кто-то очень необычного вида. Сотрудница неохотно отдала мне деньги без предъявления удостоверения личности. Я взяла пачку банкнот, а она побрызгала и меня, и стойку каким-то дезинфицирующим средством.
С пачкой денег в руках я на такси доехала до большого оптового универмага и купила себе штаны, рубаху, вьетнамки, шампунь, расческу, зубную пасту, зубную щетку и заколки. Таксист остановил машину у открытого рынка, где я набрала целый пакет свежих фруктов и полдюжины картонных упаковок сока. Потом он подвез меня к мотелю и подождал, пока меня впишут. Мы оба сомневались, позволят ли мне войти, но, очевидно, деньги оказались красноречивее, чем моя сомнительная внешность.
Я пустила воду и благословила ванну. Пока она наполнялась, я позвонила в авиакомпанию и заказала билет на самолет на завтра. Следующие три часа я провела в ванне, блаженно отмокая и перебирая в памяти события последних трех лет, особенно последних нескольких месяцев моей жизни.
На следующий день я села в самолет. Мои лицо и волосы были чистыми, хотя прическа — просто ужас! Плюс к тому я ковыляла во вьетнамках, которые пришлось обрезать, чтобы они налезли на мои наросшие «копыта». Однако пахла я чудесно. Все деньги, какие у меня были, я запихала в рубаху, так как забыла купить одежду с карманами.
Хозяйка квартиры была рада меня видеть. Она все уладила с собственниками дома, пока я отсутствовала. Проблем не было — просто нужно было заплатить задолженность по квартплате. Удивительно дружелюбный австралиец, выдавший мне телевизор и видеомагнитофон напрокат прямо перед моим отъездом, даже не прислал уведомление и не попытался вернуть свое оборудование. Он тоже был рад меня видеть. Он знал, что я не уеду, не вернув его товары и не уплатив по счету. Мой проект был еще не завершен, и мне следовало бы им заняться. Участники проекта шутили и спрашивали, может, я увлеклась поиском опалов и не захочу теперь возвращаться в офис. Оказывается, с владельцем джипа договорились так: если Оота и я не вернемся, то он отправится за своей машиной в пустыню, а потом позвонит моему начальству. Он объяснил им, что я отправилась в странствие, а это означало путешествие в безвременье аборигенов: пункт назначения неизвестен. Им ничего не оставалось, кроме как смириться с моими действиями. Никто другой не мог завершить проект, так что он дожидался моего возвращения.
Я позвонила дочери. Она с облегчением и восторгом узнала обо всем, что со мной приключилось, И призналась, что у нее ни разу не возникало чувства тревоги по поводу моего исчезновения. Дочь была уверена, что если бы мне грозила какая-то реальная беда, она бы как-нибудь это ощутила. Я открыла накопившуюся почту и узнала, что один родственник исключил меня из рождественского обмена подарками! По его мнению, не было никаких причин, извиняющих меня за то, что я не прислала подарки на Рождество.
Понадобилось долго отмокать в ванне, тереть стопы пемзой, втирать кремы, пока я снова смогла надевать чулки и носить обувь. Отмершие ткани пришлось даже срезать электрическим ножом!
Я вдруг поняла, что испытываю благодарность за самые банальные вещи, например за бритву, чтобы бриться подмышками, за матрас, за рулон туалетной бумаги.
Я старалась снова и снова рассказать людям о племени, которое стало мне так дорого. Об их образе жизни, об их системе ценностей и, самое главное, об их тревожном послании, касающемся нашей планеты. Каждый раз, когда я читала что-то новое в газете о том, насколько серьезный вред мы наносим окружающей среде, и о предсказаниях того, что самая зеленая и буйная растительность может быть выжжена дотла, я понимала: и в самом деле, Истинное племя просто вынуждено уйти. Оно и так едва держится на той пище, которую добывает, что уж говорить о солнечной радиации и ее последствиях. Они правы: мы, люди, сами не создаем кислород; это умеют делать только растения. По их словам, «мы уничтожаем душу земли», уничтожая их. Технический прогресс и человеческая жадность выпустили из бутылки джинна великого невежества, который грозит погубить все живое на Земле, и эту болезнь может излечить лишь благоговение перед природой. Истинное племя заслужило право не продолжать свой род на этой, уже и так перенаселенной планете. От начала времен они оставались исполненными истины, честными, мирными людьми, которые всегда верили в свою связь с Вселенной.
Вот чего я не понимала: почему никто, с кем бы я ни говорила, не интересовался системой ценностей Истинного племени! Да, усвоить то, чего не знаешь, принять то, что кажется чужеродным, страшно. Но я старалась объяснять, что это дает нам возможность расширить границы собственного восприятия; это поможет решить наши общественные проблемы, даже исцелить болезни. Все были глухи к моим словам. Австралийцы ушли в оборону. Даже Джефф, как-то намекавший, что позвал бы меня замуж, и тот не желал мириться с тем, что мудрости можно научиться у каких-то аборигенов. Он как бы хотел сказать: это здорово, что ты набралась такого уникального опыта, пережила разные приключения, но теперь начинай-ка оседлую жизнь в привычной тебе женской роли. Однако настало время, и я покинула Австралию, завершив свой проект в области здравоохранения и так никому толком и не рассказав про Истинное племя.
Похоже, следующий этап моего пути был вовсе не в моей власти, меня будто вела высшая сила.
В самолете, летевшем в Соединенные Штаты, напротив меня сидел человек, с которым у нас завязался разговор. Это был бизнесмен средних лет — такое пузо, будто вот-вот лопнет! Мы болтали на разные темы и, наконец, заговорили про коренных австралийцев. Я рассказала ему о своих приключениях на краю света. Он внимательно слушал, но его итоговое замечание выражало все ту же реакцию, с которой я сталкивалась до сих пор. Он сказал:
— Ну, никто из нас даже не знал, что этот народ вообще существует, и если они уходят, что с того? Честно говоря, думаю, всем на это наплевать. Кроме того, — добавил он, — их идеи противоречат нашим, а разве могут миллионы людей ошибаться?
Несколько недель мои мысли о чудесных Истинных Людях были плотно упакованы и накрепко запечатаны в моем сердце. Я держала рот на замке. Эти люди так прочно вошли в мою жизнь, что мне не хотелось «метать бисер перед свиньями», если, как я чувствовала, вероятность скептической реакции была столь велика. Постепенно, однако, я стала понимать, что мои старые друзья по-настоящему этим заинтересовались. Некоторые просили меня проводить беседы о моем уникальном опыте с более широкой
