Почти бегом они спустились вниз, перешли вброд ручей и вскоре стояли около небольшой избушки, размерами три на три метра, чуть выше человеческого роста, с плоской крышей, с кургузым огрызком почерневшей трубы. Небольшое окошко лишилось одного из стекол и от этого напоминало лицо подслеповатого mhyecn, выпрашивающего милостыню в московском метро. Золотов крутанул вертушку простейшего запора, потянул на себя дверь и пригнувшись осторожно переступил через порог. Почему то он ожидал увидеть что-то ужасное, вроде того скелета, что обнаружили на болоте, но избушка оказалась девственно пуста. Дневной свет, пробивающийся через оконце и открытую дверь, так и не сумел развеять скопившейся за долгие годы мрак. В этой полутьме финансист рассмотрел небольшую железную печку с большой охапкой пересохших дров перед ней, маленький самодельный стол размером метр на метр, и лежанку, прикрытую истлевшей и потерявшей цвет оленьей шкурой. Кроме того в углу стояла большая и широкая самодельная охотничья лыжа, почему то одна. На всем этом лежал столь толстый слой пыли, что и Золотов и Степаныч сразу поняли, что здесь никого не было уже много лет.
Не говоря ни звука они разошлись по разным углам, Золотов нашел в углу пожелтевшую газету и поднеся к окну разочарованно вздохнул. Это была «Комсомолка» шестилетней давности. Степаныч же, поднимая клубы пыли, шуровал под столом и лежанкой. Из под топчана он выволок на свет большую жестяную коробку из под чая, при свете падающем из окна открыл ее, понюхал, и, выругавшись, тут же выкинул в окно.
— Пшено что ли было. Аж окаменело все. И запах!.. — пояснил он. Следующая находка больше обрадовала компаньонов. В небольшом холщевом мешочке полковник обнаружил окаменевшую, но вполне пригодную для употребления соль. Несколько раз лизнув серый комок Степаныч мотнул головой.
— Эх, сейчас бы хоть какую живность подстрелить, теперь ее и посолить можно было бы.
Больше под лежаком ничего не было, но Золотов и из этого сделал необходимые выводы.
— Похоже сюда должны были вернуться.
— С чего ты взял? — удивился Степаныч.
— Не понимаешь что ли? Пшено, соль, дрова вон припасены…
Они посмотрели на печь и одновременно увидели на самом видном месте слившийся с пылью, потемневший от времени коробок спичек. И Золотов и Степаныч кинулись на него одновременно, но добычу первым успел схватить финансист.
— Ну, есть?! — нетерпеливо спросил артиллерист, пытаясь рассмотреть в полутьме содержимое коробка.
— Да погоди ты! — отмахнулся Золотов. — Пять, шесть, семь… Девять спичек!
— Живем! — восторженно заорал полковник.
— Не испортились ли они? — озаботился финансист.
— Ну попробуй.
— Совсем что ли охренел? Это же целый костер, ночь в тепле. Вечером и проверим.
Они еще раз обшарили всю избушку, но не нашли ничего пригодного для их существования.
— Странно, ни ложек, ни чашек, ничего. Пшено то надо в чем то варить? — удивлялся полковник.
— Очевидно тот кто ее построил приносил все с собой. Что ему, много нужно? Вспомни Семена, два котелка и ложка, вот и все имущество.
— О, нашел кого вспомнить! А сам говорил не вспоминай на ночь глядя?!
Последняя фраза полковника заставила Золотова задуматься. Когда вскоре после этого Степаныч спросил его: — Ну что, дальше пойдем, или здесь заночуем? — тот махнул рукой в сторону двери, но сам в зимовье задержался.
Степаныч уже поднялся вверх метров на тридцать, когда Золотов наконец вывернулся из — за угла избушки. Полковник остановился поджидая его, и вскоре увидел как за спиной миллионера из всех щелей зимовья повалил не слишком густой, но явный дым.
— Ты что, поджег ее? — ошеломленно спросил Степаныч финансиста.
— Ну да, надо было же проверить горят ли спички. Как видишь вполне пригодны, только ломкие больно. Две штуки сломал пока разжег.
— И надо было тебе этой фигней заниматься? — недовольно выговаривал полковник уже на ходу. — Говорят же не зря в таких зимовьях и спички, и еду оставляют. Да и дрова вон лежали. Как раз для таких как мы, бедолаг.
— Ну не оставлять же эту избушку Семену. Перебьется под открытым небом.
— Ты думаешь что он все-таки идет за нами? — несколько растеряно спросил Степаныч. За последние дни он как то уже и забыл про охотника, почему то уверился в мысли, что или Пашка его угробил, или тот просто напросто их потерял.
— Конечно.
— Откуда ты знаешь?
— Я его чувствую, — заявил Золотов, и странное, волчье выражение злобы появившееся на лице миллионера заставило Степаныча отставить вертевшуюся в голове заезженную шутку про различия между «чувствую и ощущаю», и прикусить язык.
Поджег зимовья имел для них самое неожиданное последствия. Они прошли примерно еще час, когда оглянувшийся на вершине очередной сопки Степаныч вдруг присвистнул, и шлепнул задумавшегося о чем то своем Золотова по плечу.
— Глянь-ка, Егорыч!
То что увидел финансист ошеломило и его. Сзади них на громадном пространстве полыхала тайга. Высохшие за пять лет деревья горели как порох, огонь распространялся и по земле, обильно усыпанной обвалившейся с деревьев хвоей и корой, перескакивая с одного завала на другой. Не сильный, но постоянный ветер распространяя зону огня словно бы растягивая между ними и охотником красивый, расшитый золотом занавес.
Эта тайга сгорела бы в любом случае, не от спички, так от удара молнии, просто пришел ее срок. Впервые за пять лет эти жаркие, сухие дни словно подкинули дровишек в гиганскую топку, и природа ожидала только того, кто даст ей «прикурить».
Астахов увидел пожар когда до линии огня оставалось каких то полкилометра. Сначала стихию почувствовала Найка. Остановившись она начала активно нюхать воздух, а потом странно, протяжно заскулила.
— Ты чего, Найка? — удивился охотник. Осмотревшись по сторонам и прислушавшись, Астахов на всякий случай снял карабин с плеча и пошел дальше, ведя на поводу неохотно переставляющую лапы собаку. Затяжной, длительный подъем на очередную сопку, густо усыпанную сушняком, утомил его. Семен решил что взойдя на вершину он остановится на привал, но тут и он почувствовал резкий запах гари. С беспокойством осмотревшись по сторонам охотник не заметил ничего особенного, но взойдя на вершину увидел перед собой бушующий фронт огня.
Астахову и до этого приходилось попадать в лесные пожары, но этот резко отличался от всего, что он видел прежде. Почти не было дыма, сухие стволы горели как свечки, а бушующий низовой пожар активно поглощал высохшие сучья кустарников, обширный слой опавшей коры и многочисленные упавшие деревья. Все это сопровождалось мощным гулом бушующего огня. Стихия двигалась прямо на него, и оглянувшись по сторонам Семен свистнул Найку и побежал с вершины сопки вниз. Сначала ему казалось, что он без труда сможет уйти от пожара, но уж через полчаса охотник начал сомневался, что вообще останется в живых.
Огонь продвигался вроде бы и медленно, но неумолимо и методично. Ели горели ровно и жарко, пихта же активно треща, отстреливала искры природных фейерверков. Астахов пожалел, что не успел до этого отдохнуть, теперь на ногах словно висело по гире, пот заливал глаза, а легким не хватало кислорода. К тому же огонь распространялся неравномерно, на вершины сопок он поднимался как бы с трудом, зато скатывался с них словно первоклашка со снежных гор, быстро и весело. Временами между сопок, по ложбинам образовывалось что-то вроде аэродинамической трубы, и тогда пламя с гулом и ревом устремлялась вперед, как бы охватывая сопки огненными руками. Из одной такой ловушки Семен еле успел выскочить, почувствовав на лице огненную печать стихии. Он пробежал еще метров пятьдесят, и обернувшись увидел как два очага пожара сомкнулись за его спиной, быстро поглотив небольшой пятачок, до этого свободный от огня. Громадные завалы упавших деревьев не позволяли двигаться Астахову прямо,
