Мышцы атланта вздулись в чудовищном напряжении, когда он поднял неподвижное тело Курашбаха над головой. Все, кто сейчас присутствовал в зале, затаили дыхание, не в силах оторваться от разворачивающегося действия. Кулл яростно взвыл и обрушил гигантского африда спиной на выставленное колено. Раздался страшный треск, и позвоночник Курашбаха переломился, точно сухая хворостина.
Кулл медленно выпрямился, обвел вжавшихся от страха в стену афридов безумным взглядом и, запрокинув голову, издал победный рев. Тот самый, воспоминания о котором еще не успели выветриться у афридов, уцелевших в ту роковую для них ночь, когда Кулл и Асаф освободили Таалану и Брула.
Когда же откуда-то издалека в ответ раздались два ужасающих тигриных рыка, заставившие задребезжать стеклянные светильники на стенах, африды не выдержали. Давя и калеча друг друга, краснокожие людоеды в ужасе бросились прочь. Теперь они были уверены, что злая судьба свела их с неким страшным демоном в человеческом обличье. А за их спинами жутко рычал и бешено хохотал могучий, яростный, окровавленный человек, голыми руками разорвавший на части их непобедимого вождя!
Вскоре Кулл, Асаф, Брул и Таалана остались одни в заваленном мертвыми телами помещении. Кулл перестал смеяться, зашатался и, обливаясь кровью, рухнул на руки вовремя подскочившим друзьям. Муджариец и пикт, изорвав на куски свои рубахи, стали перевязывать израненного Кулла.
— Ты самый великий боец, какого только я видел! — воскликнул пораженный до глубины души Асаф. — Благословен будь Голгор Пожиратель Огня, отпустивший тебе столько силы!
— Подожди, пообщаешься с ним подольше, увидишь и не такое! — грубовато пошутил Брул. — Видел бы ты, что нам пришлось перенести в жутких подземельях Черного Города, где один проклятый лемурийский колдун чуть было не оживил самого Повелителя Тьмы Верезаала!
— Да уж, — прохрипел более или менее пришедший к этому времени в себя Кулл. — Нельзя сказать, что Курашбах был сильным противником. Так, здоровенный тупой болван, который…
«Дзы-ынн-нннь!» Кулла перебил длинный хрустальный перелив.
Друзья обернулись к зеркалу Тааланы, от которого исходил этот удивительный звук. Девушка удовлетворенно улыбнулась и по локоть погрузила руки в полированную поверхность. Какое-то время она что-то нащупывала в глубинах волшебного зеркала, а затем радостно вскрикнула:
— Вот они!
Еще мгновение, и Таалана выпрямилась, сжимая в правой руке массивные песочные часы. Эти удивительные часы были составлены из двух многогранных пирамид, наполненных странной изменяющей свой цвет субстанцией, отдаленно напоминающей тончайшую песчаную пыль. Но самым странным было то, что, несмотря на непрерывно сыплющуюся из верхней пирамиды струйку песчинок, песка в ней не убывало, а в нижней пирамидке, наоборот, не прибавлялось.
— Нам все-таки удалось сделать это! — воскликнул Асаф, — Я просто в это не верю!..
Страшная вспышка невероятного черного пламени помешала муджарийцу закончить фразу. Когда к ослепленным на мгновение друзьям вернулось зрение они увидели возникшую в центре комнату фигуру, закутанную в черную накидку.
— И правильно делаешь. — Гулкий голос новоприбывшего сочился ненавистью и лютой злобой.
Первым понял, что сейчас произойдет, Кулл. Его реакция была мгновенной.
— Кидай часы! — крикнул он ошеломленной Таалане и, метнув обломок алебарды в Тулсу Дуума, прыгнул к девушке.
Но возможности Тулсы Дуума несравненно превосходили человеческие. Негодяй не дал им ни малейшего шанса. Щелчок пальцев колдуна, и Кулл повис в воздухе, словно застывшая в кусочке смолы муха. Его друзья тоже замерли как статуи, остановившись на половине движения.
— Ты думал, что тебе удастся обмануть меня, атлант? — Тулса Дуум мотнул головой, и Кулл рухнул на камень. — Ты решил, что в союзе с раз-воплощенным чародеем и его ведьмовским отродьем сможете победить меня? Наивный глупец!
Тебе сказали, что я пленен слугами Ктулхи? Неразумная тварь, да все боги и демоны, вместе взятые, не в состоянии остановить меня! — Бессмертный колдун зашелся совершенно безумным смехом. — Оставь тщетные надежды!
Только сейчас Кулл разглядел, в каком состоянии находился Тулса Дуум. Весь странным образом скособоченный, он казался каким-то усохшим, мертвенно белая кость его черепа теперь была покрыта отвратительными желтовато-зелеными рыхлыми пятнами, а багровое сияние в левой глазнице погасло. Когда же он двинулся, заметно припадая на правую ногу, его плащ на мгновение распахнулся, и Кулл понял, что было с колдуном не так. Левый рукав его облегающего черного одеяния был начисто оторван — вместе с рукой…
Но он отнюдь не потерял свей силы и ненависти к Куллу. Тулса Дуум обращался только к атланту, не обращая на остальных ровным счетом никакого внимания.
— Смотри на меня, червь! Из-за тебя опять разрушены мои планы! И мое тело… Но ты не переживешь своего триумфа, ничтожное порождение бога-недоучки! У меня сейчас нет времени возиться с твоим телом, но я приготовил для твоей души особую преисподнюю. — Тулса Дуум захлебывался словами.
— Ты окончательно спятил, старый дурак. — Куллу потребовались неимоверные усилия, чтобы разомкнуть губы и произнести эти несколько слов. — У тебя и так в голове вместо мозгов были могильные черви, а теперь, видать, и они расползлись!
— Ты… дрянь… отребье… ничтожество… — зашипел чародей. — Клянусь яйцом мироздания, ты обречен на вечность мук и страданий, которые заставят содрогнуться самые глубины преисподней! И пускай сейчас я вынужден оставить этот проклятый мир, позже я вернусь снова — но уже его господином!
Ну что же, глупейший из смертных и несчастнейший из них, — оскалился Тулса Дуум. — Вот и пришел конец твоей убогой жизни… Если хочешь, попытайся помолиться своему Валке, скоро и он последует за тобой во тьму!
Колдун повернулся к парализованной троице.
— Ты, муджариец, отруби голову этим двум, — Тулса Дуум махнул уцелевшей рукой в сторону Кулла и Брула, — А ты, девка, отдай мне часы… — поворачиваясь к Таалане велел колдун.
Относясь к людям, лишь как к покорным его воле марионеткам, злодей уже забыл о существовании Асафа.
Глаза муджарийского хелифа выражали страшную муку, он прокусил губу и по его подбородку стекала струйка крови, пот выступил на лбу, но заклятие Тулсы Дуума обладало невероятной силой. Несмотря на его ожесточенное внутреннее сопротивление, юноша шаг за шагом приближался к Куллу. Остановившись у распростертого на полу тела, хелиф начал рывками поднимать Каркадан над головой. Кулл не сводил с него глаз.
В это время Таалана, силы которой не шли ни в какое сравнение с непостижимой разумом мощью черного колдуна, двинулась Мертвоголовому навстречу. Из глаз девушки капали слезы, но не подчиниться воле Тулсы Дуума она не могла. Пройдя несколько шагов и поравнявшись с Асафом, она протянула песочные часы злобно улыбавшемуся чародею. Тулса Дуум, снедаемый нетерпением, шагнул ей навстречу и требовательно протянул уцелевшую руку. Через мгновение магический талисман, в котором были заключены душа и сила Мая Есумдуна, оказался крепко зажат в его кулаке.
— Ценная вещица… — проскрипел колдун.
На мгновение задумавшись, он, точно выбирающий себе лошадь воин, окинул внимательным взглядом Таалану.
— Пожалуй, она мне еще пригодится, — пробормотал Тулса Дуум себе под нос. — Да, определенно… Я найду достойное применение этому здоровому телу…
Он повернулся к Асафу, небрежно бросив дочке песчаного колдуна:
— Когда раб покончит с этими двумя, перережешь ему глотку. А потом отправишься со мной…
Точно серебряная молния устремилась к груди Кулла. Тулса Дуум с удовольствием следил за смертельным полетом клинка Асафа, вот-вот готовым пронзить сердце Кулла.
И в этот момент волшебный меч налился ослепительно-белым светом. Лезвие Каркадана раскалилось добела, и на нем проступила тонкая вязь древних рун. Может быть, сработало какое-нибудь заклятие, в незапамятные времена наложенное на Каркадан могучим Мегрибским магом, а может быть, Каркадан в какой-то мере обладал собственной волей, кто знает? Но вместо того чтобы пронзить яростное неукротимое сердце атланта, острая сталь обрушилась на все еще вытянутую в указующем жесте руку Тулсы Дуума.
