От крика, исторгнутого чародеем, кровь хлынула из ушей околдованных им людей. Неразрушимая сталь с чистым тонким звуком разлетелась на мириады крошечных осколков, и отрубленная кисть колдуна шлепнулась на каменный пол.
Песочные часы выпали из извивающихся, точно страшный черный паук, горящих белым пламенем пальцев. Прокатившись пару локтей и ударившись об каменную ножку стола, они треснули по всей длине. Из расколотого хрустального сосуда вырвался желтовато-алый смерч, в мгновение ока налившийся золотым сиянием. И между людьми и Тулсой Дуумом вырос Май Есумдун.
— Вот мы и встретились вновь, Тулса Дуум, — грозно произнес Повелитель Великих Песков. — Пришла пора положить конец твоим козням, равно противным Порядку и Хаосу!
Кулл в изумлении смотрел на песчаного колдуна, в облике которого произошли разительные перемены. Кто теперь мог узнать в этом рослом седобородом человек с благородным и мужественным лицом жалкую полупрозрачную тень?
— Проклятый Май Есумдун! — вскричал Тулса Дуум. — Ты возомнил себя равным мне противником?! Даже если бы все слуги Хаоса встали на моем пути, моих сил хватило бы, чтобы уничтожить тебя и ненавистного Кулла! Я даже не буду на тебя тратить заклинания!
Колдун в черном взмахнул обрубком руки, и в грудь Мая Есумдуна ударила черная молния, отбросив чародея к стене. Тот, с силой врезавшись в камень, сполз на пол.
Тулсу Дуума сгубила ненависть к Куллу. Вместо того, чтобы добить песчаного колдуна, он, выкрикивая слова какого-то заклинания, направился к атланту. Если бы он сосредоточил свои силы, хоть и ослабленные столкновением со слугами Ктулхи, на единственном опасном для него противнике, и Кулл и его друзья были бы обречены.
Отвлеченный появлением нового врага, колдун забыл об удерживающих Кулла, Асафа, Брула и Таалану чарах. Почувствовав, что наконец свободны, друзья — кто как мог — атаковали Тулсу Дуума.
Оказавшийся позади Тулсы Дуума пикт, не мудрствуя лукаво, ухватил тяжелую скамью и обрушил ее колдуну на голову. Таалана выкрикнула какое-то заклинание, и черную мантию злодея охватило пламя. Оставшийся лишь с рукоятью Каркадана в руках Асаф подскочил к Тулсе Дууму и изо всех сил ударил его в лицо, используя тяжелую гарду как кастет. Лишь до полусмерти израненный Кулл ничего не смог сделать, тяжело ворочаясь на каменном полу и безуспешно пытаясь подняться на ноги.
Но даже одновременное нападение трех человек не смогло причинить вреда такому могучему колдуну, каким являлся Тулса Дуум. Однако этой небольшой заминки вполне хватило Маю Есумдуну, чтобы оправиться от ужасного удара. Песчаный колдун смог подняться на ноги и, держась рукой за окровавленную голову, выкрикнул страшным голосом:
— Древние повелители, сокрытые мраком, явите свой грозный лик миру! Йа Шаб-Ниггурат, йа Нъярлатотеп, йа Йог-Сагот! Я, Май Есумдун, владеющий тремя ключами Силы и восемью словами Власти, открываю вам путь! Жертва принесена, и пусть Черный Бог, попирающий огненными копытами Бездну, взревет! Пусть свершится предопределенное и Боги Заката обратят свой мертвенный взор к Востоку! Хаос, возьми колдуна, возомнившего себя Богом!
Обмакнув раздробленные пальцы правой руки в собственную кровь, Май Есумдун, держась левой рукой за стену, начал чертить в воздухе руны, вспыхивающие мертвенно-зеленым пламенем.
Когда Тулса Дуум понял, что именно делает песчаный колдун, он издал вопль, описать который было невозможно. В этом жутком крике воедино слились ярость, безумие, отчаяние, воспоминания о страшной боли и ее же предчувствие и страх. Беспредельный страх, недоступный пониманию смертных…
Тулса Дуум попытался было произнести какое-то свое заклинание, но было уже поздно. Призыв Мая Есумдуна был услышан в той жуткой юдоли боли и зла, где, вне пространства и времени, обитали боги Ктулхи.
Шесть человек внезапно оказались заключены в гигантский прозрачный пузырь, заполненный мертвенным серым сиянием. За пределами этого исчезающе малого островка Порядка в безбрежном океане Хаоса пульсировали, сплетаясь и извиваясь, страшные ускользающие формы, которым в человеческом разуме просто не было определения. Удушливый, неподвижный воздух, ставший тягучим, подобно расплавленной смоле, был холоден, как в глубинах космоса, и вытягивал из человеческих тел последние крохи тепла.
Тулса Дуум, скуля как побитый щенок, выкрикивал разные заклинания и метался в поисках какой- нибудь лазейки. Но все его усилия были тщетны, и он лишь натыкался на невидимые стены. В этом месте, где бы оно ни находилось, не было места человеческому волшебству. Кулл, Асаф, Брул и Таалана, переполняемые запредельным ужасом и отвращением, инстинктивно сбились вместе в центре пузыря. Само человеческое естество содрогалось при виде тех омерзительных образов, порожденных Злом, которые со всех сторон облепили их эфемерное пристанище.
Внезапно они почувствовали дыхание некоего абсолютно чуждого всему живому Присутствия. Люди содрогались в конвульсиях, захлебывались в рвоте, кровь текла у них из всех естественных отверстий, ибо от близости запредельного абсолютного Ужаса начали рваться те невидимые узы, что удерживают душу в теле.
Несмотря на то что Кулл был изранен сильнее своих друзей, он все еще держался. И сквозь меркнущее сознание атлант успел заметить три Лика Зла, возникших от них буквально в дюжине локтей.
Нет, не должен был человек видеть такое! Казалось, выражение лиц Древних Богов Ктулхи проходило бесконечную трансформацию — от Мерзости к Жути, от Страха к Кошмару. Ничего более определенного Кулл сказать не мог, ибо благословенная память тут же извергла из себя ядовитую блевотину омерзительных воспоминаний.
Видел ли в действительности Кулл то, что произошло далее, или же все это явилось болезненным бредом захлебывающегося ужасом воображения? Позже он и сам уже не был ни в чем уверен. Но в тот момент он стал свидетелем безмолвного разговора, состоявшегося между в мгновение поседевшим и постаревшим Маем Есумдуном и одним из Троицы Ктулхи. Атлант не понял, о чем они говорили, более того, он не хотел даже об этом знать, но, видимо, Древние Боги остались вполне удовлетворены речами песчаного колдуна.
К Тулсе Дууму со всех сторон потянулись белесые, алчные, длинные щупальца, свитые из омерзительных клочьев небытия, живущих каждое своей жизнью. Сперва тонкие, эти нити затем наливались силой и вздувались, бесстыдно обнимая воющего в запредельном ужасе колдуна. Они по- хозяйски ощупывали тело Тулсы Дуума, уминая его в бесформенный ком. Колдун уже съежился до размеров тыквы и продолжал уменьшаться. При этом он оставался живым и лишь хрипел от невыносимой боли. Похоже, участь, которую он пророчил Куллу, постигла его самого.
Перед тем как окончательно потерять сознание, провалившись в спасительное беспамятство, Кулл увидел, что конец одной из извивающихся конечностей тьмы наливается кощунственным бутоном. Затем этот бутон расцвел отвратительным алым цветком зубастой пасти, которая и поглотила Тулсу Дуума — одного из самых могущественных адептов зла на Земле.
* * *
— Отличное приключение, Брул! — Одетый в походную одежду Кулл с размаху рухнул на низкое сиденье рядом с пиктом, предававшимся поглощению уникальных вин из подвалов Замка из Песка.
Хвала небесам, по каким-то собственным причинам Тулса Дуум скрыл от афридов существование винных погребов Мая Есумдуна.
— Неплохо размялись, — хмыкнул Брул. — Это тебе не на троне задницу просиживать. Однако клянусь хвостом птицы Ка, оно чуть не стало для тебя последним!
Кулл, получивший в поединке с Курашбахом несколько тяжелейших ран, только на третьи сутки пришел в себя. К тому же он, впрочем как и остальные, потерял немалую часть жизненной силы во время пришествия Богов Ктулхи. Асаф, Таалана и Брул ни на мгновение не отходили от метавшегося в бреду друга. Муджариец даже опасался, что тот умрет, однако Брул успокоил юного хелифа: «Раз он не помер сразу, значит, будет жить, знаю я его тигриную породу! Даже смерть ни за что на свете не решится подойти к человеку с такими кулаками!»
