Душная, жаркая ночь огласилась человеческими криками и стонами. Страх, мольба и чисто животный ужас смешались в адскую какофонию звуков. Но крики и стенания несчастных лишь вызвали новую волну ликующего воя у их палачей. На мгновение Куллу показалось, что сбылись его слова и он уже находится в аду. И что вокруг него торжествующе прыгает на задних лапах неисчислимое сонмище адских легионов полузверей-полудемонов. Он помотал головой, стараясь отогнать прочь ужасающее видение.
— Представление начинается! — прорычал ему в лицо Гунум. Глаза гигантского кубурха мерцали дьявольской радостью и нечеловеческой злобой.— А чтобы ты мог им наслаждаться в полной мере,— в руках Гунума, как по волшебству, появился отполированный до зеркального блеска череп,— выпей вот это!
Трое кубурхов вцепились когтистыми лапами в голову Кулла, удерживая ее на месте. Несмотря на стальную хватку кубурхов, юноша умудрился на мгновение вывернуться из рук сторожей. Он изо всех сил вцепился зубами в кисть одного из детей Сооха.
Кубурх от боли потерял голову, а молодой атлант сжимал челюсти все крепче и крепче, пока не раздался оглушительный треск лопнувшей кости. Покалеченный кубурх с воем повалился на спину, но оставшаяся пара намотала длинные волосы Кулла на пальцы, лишив юношу возможности двигать головой.
Глядя на бешеное сопротивление человека, Гунум заходился лающим смехом.
— Никогда я еще не встречал такого неблагодарного гостя,— покачал он головой, отсмеявшись.— Но я все же выполню обязанности хозяина…
Гунум, приблизив чашу с отвратительного вида грязно-бурой жидкостью к лицу юноши, зажал ему нос, а один из кубурхов сильно ударил в подлых. Атлант держался сколько мог, но совсем обходиться без воздуха, увы, было невозможно. Когда в глазах Кулла поплыли огненные круги, а легкие готовы были взорваться от боли, требуя хотя бы глоток воздуха, он был вынужден открыть рот. И тогда Гунум, содрогаясь от дьявольского смеха, влил в уста человека тошнотворное содержимое своей чаши.
От невыносимой едкой горечи пойла все мускулы Кулла свело судорогой. Тело его выгнулось дугой, а затем бессильно обвисло на веревках. Атлант не в силах был пошевелить ни одним своим членом, даже мышцы глаз отказывались ему повиноваться.
Кубурхи поднесли крест с неподвижным человеком почти вплотную к столбам, и Гунум обошел вопящих от ужаса пленников, выбирая первую жертву. При этом он не переставал обращаться к Куллу:
— Как тебе нравится этот мужчина? Ты хочешь сказать «нет»? Да-да, ты совершенно прав, начать следует с кого-нибудь поизящнее… Может быть, этот старик? Или вон тот мальчик? А что ты думаешь по поводу этой самочки с такими длинными, прелестными, золотыми волосами? Ну вот, я принимаю твое молчание! Отлично, я одобряю твой выбор!
В руках Гунума появился тонкий и длинный железный нож со странно изогнутым лезвием, на невероятно острой кромке которого мерцали лунные блики.
— Смотри, раб, какая это молодая и крепкая самочка.— На мгновение он повернулся к Куллу, и тот в ужасе взглянул на искаженный безумием омерзительный звериный лик кубурха.— Сейчас она будет петь в честь Великого Сооха!
В налитых кровью глазах Гунума разгоралось дьявольское пламя, из разинутой пасти стекали струйки слюны, шерсть на загривке встала дыбом.— Но ты не расстраивайся,— молодой атлант уже с трудом понимал, что говорит этот монстр,— потом они споют и для тебя! А когда мы натешимся вдоволь,— Гунум, кивнул на толпу кубурхов,— в твою честь будет устроено славное пиршество! Да ты уже прямо сейчас можешь выбрать кусочек по вкусу.— Он обвел рукой пленников.
На всю свою жизнь Кулл хотел бы забыть, что произошло дальше. В тот момент больше всего он мечтал об одном — умереть, чтобы ничего не видеть и не слышать.
До самой смерти будут его преследовать видения ужасающей бойни и полные запредельной муки вопли несчастных обитателей Долины Тигров.
Не в силах ни отвести глаза, ни закрыть их, взирал юноша за кровавой работой Гунума. Казалось, остановился даже ход времени, завязнув в густом месиве эманаций боли, страха и нечеловеческой злобы.
Сейчас Кулл не мог сказать, чья воля двигает рукой Гунума — его собственная или Соха. Впрочем, это было совершенно неважно. Со странным облегчением он встречал гибель очередной жертвы Гунума. Смерть была лучшим избавлением от мучений.
Что было потом, он не помнил. Должно быть, не в силах воспринять происходящее, мозг атланта нашел спасение во временном безумии.
* * *
Кулла развязали, а его многочисленные раны смазали какой-то вонючей мазью. Видимо, Гунум хотел, чтобы его пленник не потерял своей физической формы.
День протекал за днем, и раны юноши стремительно заживали. Время от времени кубурхи бросали ему в клетку объедки. Неприхотливый и ко всему безучастный Кулл съедал овощи и пресные лепешки, избегая мяса.
Время от времени Гунум подходил к клетке Кулла и спрашивал юношу, не надумал ли он присоединиться к кубурхам. Но пленник с безвольно поникшими плечами и тусклыми глазами, в которых не осталось ничего от былого блеска, безмолвствовал. Порой было непонятно, слышит ли он вообще обращенный к нему вопрос. Создавалось впечатление, что он начисто потерял память и интерес к жизни. Тем не менее все попытки Гунума влезть в сознание Кулла оказались безрезультатны.
— Очень хорошо,— довольно потирал руки немало не смущенный Гунум.— Во славу Сооха я слеплю из этого материала грозного воина. В следующее полнолуние я омою его в кровавой купели, и тогда он будет весь в моей власти!
Кубурх оценивающе посмотрел на пленника.
— Но на подножном корму ты что-то отощал,— прищурился гигантский кубурх.— Надо тебя, пожалуй, мясцом подкормить… Эй,— бросил он своим бело-бурым охранникам, что следовали в двух шагах за его спиной.— Проводите-ка его до котла. Пора ему уже привыкать к нормальной пище!
Охранники открыли клетку и подхватили несопротивляющегося атланта под мышки. Провожаемые равнодушными взглядами остальных кубурхов, они подвели его к булькающему на огне котлу и отпустили. Все так же равнодушно Кулл опустился на корточки и, сгорбившись, замер.
Гунум махнул кубурхам рукой, чтобы те приступали к кормлению, а сам остановился, что-то обсуждая с одним из своих людей. Зверолюди, оставив Кулла, подошли к котлу. Один из них поднял тяжелую крышку, а другой, низко наклонившись, принялся черпаком вылавливать куски понаваристее. Третий охранник стоял рядом с Куллом, с кривой усмешкой наблюдая, как тот тупо вертит в руках дочиста обглоданный кусок берцовой кости.
— Эй, уцепите-ка и мне косточку посочнее,— повернулся он к стоявшим у котла.— Нелегкое это дело — такого бугая таскать!
Он вновь повернулся к пленнику, съежившемуся у его ног. Кубурх равнодушно наблюдал, как человек встает на ноги. «Наверное, мясо учуял»,— подумал воин Гунума. И эта мысль оказалась последней в его жизни.
Только что прозрачные пустые глаза человека теперь пылали неукротимой яростью. Ошеломленный кубурх не успел издать и звука, как рухнул в кучу объедков. Из его распоротого горла ручьем хлестала кровь — острый обломок кости вспорол проклятой твари яремную вену.
— Подожди, сейчас достану,— не поворачиваясь, бросил кубурх с черпаком.
Все произошло настолько быстро, что никто ни чего не успел понять.
Двигаясь, как атакующая врага кобра, Кулл в мгновение ока оказался за спиной кубурха, который держал крышку котла. Жадно облизываясь, бурая тварь не сводила маленьких глазок с черпака. Еще один миг — и обломок кости без звука вошел ему в основание черепа, пронзив мозг.
Выпавшая из рук мертвого кубурха крышка покатилась по земле.
— Ты чего? — оборачиваясь, бросил кубурх с черпаком. Но клубы пара и высокая стенка котла не позволили ему ничего разглядеть.
