бесконтрольно выносить, равно как и не возвращать, любые книги и документы, не имеющие отношения к последним десяти предвоенным годам. Так называемой эпохе младотурков и армянского геноцида, к которому и сам Мустафа Кемаль тоже приложил руку.
Но как раз современность Удолина и не интересовала. Он, алкая новых эзотерических знаний, жадно погрузился в собственно турецкие, иудейские, армянские, египетские, арамейские инкунабулы, а также и свитки на прочих мертвых и полумертвых языках, числом до десяти, которыми владел в совершенстве.
Отказавшись от предложения Воронцова жить на пароходе, поскольку считал, что это стеснит его свободу, но испросив довольно приличную сумму в качестве, выражаясь современным стилем, гранта, Константин Васильевич снял трехкомнатные апартаменты в довольно затрапезном, но расположенном буквально в трех шагах от библиотеки отеле.
Свое обиталище он за короткий срок ухитрился превратить в полное подобие той конуры, в которой существовал в Москве под присмотром Агранова.
Встрече со своим спасителем и благодетелем Удолин обрадовался чрезвычайно и, как всегда, нуждаясь в благодарном слушателе, начал рассказывать о своих изысканиях, одновременно демонстрируя добычу.
Шульгин, одобрительно прищелкивая языком, обошел все помещение, к случаю процитировал строфу из стихотворения Гумилева:
Но когда «старик», кстати, неполных 55 лет от роду, но любящий козырять своим возрастом, благодушно согласился, что да, мол, раздумья над этими памятниками минувшего чрезвычайно просветляют, Сашка тут же воткнул следующую цитату, уже из другого стихотворения того же автора:
– Ну, вы, Александр Иванович, всегда какую-нибудь пакость к случаю сказать умеете. Уважаю я и вас, и Николая Степановича, однако… Может быть, лучше о чем-нибудь возвышенном поговорим и это, чего и монахи приемлют, в связи с приятностью встречи употребим?
Вкусы профессора Шульгин знал великолепно и, хотя догадывался, что и сам Удолин финансово не стеснен, счел необходимым прихватить бутылочку с собой.
Без должной заправки Константин Васильевич общаться с астралом не умел, а собственную заначку предпочитал оставить на неизбежную опохмелку.
– Но закуска – ваша!
– Как же, как же, – засуетился профессор. – У меня где-то и недозволенная правоверным ветчинка была, и вполне кошерная вареная курица. Спроворим…
Под хорошую выпивку с закуской, любуясь одновременно прекрасным видом из окна на Святую Софию и южную часть Босфора, Шульгин, хотя и с некоторыми купюрами, не влияющими, впрочем, на стройность изложения, поделился с профессором своей новейшей историей.
Основной упор он сделал именно на мистическую составляющую и попросил о помощи.
– Чем же я могу вам помочь? – осведомился профессор, пребывая в состоянии почти восторга от очередного подтверждения своих, в общем-то преимущественно умозрительных построений.
Обладая на самом деле сильными мистическими способностями, достаточными, чтобы слыть в определенных кругах почти что магом и ясновидцем, в каких-то деталях Удолин определенно не дотягивал даже до Шульгина, не говоря уже о Новикове.
Очевидно, он вполне бы мог претендовать на титул «посвященного» и даже «кандидата в Игроки», если бы…
А кто знает, какого именно условия ему не хватило? Обладал мощным и изворотливым умом, чудовищной эрудицией в избранной области, знал мертвые и готовящиеся стать таковыми языки, но…
Так зачастую авторитетному шахматному мастеру, невзирая на очевидные успехи и даже талант, до конца дней не удается стать гроссмейстером.
Дефицит той самой «божьей искры».
Шульгин сказал, тщательно подбирая слова, что вот имеется, по его сведениям, некая область астрала, проникнув куда можно не только овладеть немыслимым объемом знаний, но и обрести реальную власть над физическими процессами. И если Константин Васильевич сосредоточит все свои непревзойденные способности, Шульгин – свои и они при этом сумеют достигнуть резонанса, то тогда…
– А что? Не так уж и глупо все это звучит. Отчего бы не попробовать, как в прошлый раз? Тогда неплохо вышло.
Сашка увидел, что профессор увлечен, а это даже не половина дела. Это гораздо больше…
Методика у них была более-менее отработана, вдобавок они обсудили некоторые тонкости процесса, которые следовало учесть исходя из прошлого опыта.
В принципе все выглядело достаточно просто – раз Великая Сеть – скорее информационная, чем механическая конструкция, а разум человека всего лишь составная, некоторое время автономная часть Мирового Разума, которая после смерти индивидуума сливается с «целым», нет ничего невероятного в том, что эту же операцию можно провести несколько раньше. С почти гарантированным возвращением.
Несколько раз это уже получалось и у Шульгина, и у Новикова. С каждым разом – все удачнее.
Но, главное, сейчас Шульгин мог пользоваться ресурсами, так сказать, «двух комплектов» своего мозга сразу, как будто у него был в распоряжении компьютер с двумя синхронно действующими процессорами.
Эффект, наверняка никем ранее не исследованный, наложения на мозг человека его же собственной копии оказался весьма интересным и многообещающим.
Удолин же, пользуясь собственной, основанной на владении буддийскими «технологиями» приобщения к Вечному методикой, обеспечивал «движение тонкой субстанции» (души, проще говоря) по наиболее
