Сутки, максимум двое он мог еще в нормальном режиме играть свою роль перед фон Мюкке и Славским, а потом должен был наступить кризис.
Так лучше организовать его сейчас и под собственным контролем.
Губернское управление контрразведки располагалось в белом двухэтажном здании наискось от памятника Люку.
На всякий случай Шульгин подождал еще минут пятнадцать, сидя на парапете в начале Потемкинской лестницы.
Ни одного человека, похожего на филера, он за это время не обнаружил. Те, кто проходил мимо, вдоль бульвара, вверх или вниз по лестнице, либо вообще не обращали на него внимания, поглощенные собственными проблемами и мыслями, либо, наоборот, смотрели на неуместного здесь господина с чересчур уж откровенным, дилетантским, можно сказать, интересом.
Нет, слежки не было, да и не могло быть по определению. Это все же 21-й год, а не последняя треть века. Здесь «по-нашему» работать просто еще не умеют.
Начальник управления, сорокалетний полковник с худощавым умным лицом, по счастью, оказался на месте. После того как Шульгин назвал ему пароль высшей категории, разговор у них состоялся весьма содержательный и плодотворный.
Полковник Максин Владимир Иванович давно уже скучал без интересного дела, отчего и принял проект Шульгина не просто по обязанности, а с истинным удовольствием.
Рассчитывая, между прочим, и на полезные для себя лично последствия, поскольку в тех условиях должность у него была тупиковая. На ней можно просидеть и десять лет, и больше, до самой отставки, а неожиданный посетитель без всяких околичностей намекнул на совсем другие возможности.
По дороге от контрразведки к площади рядом с цирком Чинизелли, где помещалась биржа извозчиков, берущих седоков в Аркадию, станции Фонтанов и дальше по хуторам, с ним случилось забавное приключение.
Для него забавное, любому же мирному обывателю Одессы – более чем неприятное.
Когда он не торопясь шел мимо Александровского парка и как раз остановился, чтобы прикурить, из тумана вдруг выступили два молодых человека весьма цивилизованного вида, скорее всего принадлежавших в свое время к «приличным» слоям общества.
Это чувствовалось и по их опрятной одежде, и по манере разговора. Один из них наверняка был крещеным евреем, обучавшимся в коммерческом училище или гимназии Файга, второй – несомненно русский.
– Огоньком не позволите одолжиться? – спросил первый в надвинутой на глаза английской кепке с хлястиком, протягивая к Шульгину руку с зажатой между пальцами папиросой.
– Почему нет? – совершенно по-одесски ответил Сашка вопросом на вопрос и вновь откинул крышку зажигалки. Парни по очереди прикурили, переглянулись и вежливо поблагодарили.
– О чем речь, не стоит. – Здесь Шульгин не считал нужным коверкать язык, а что касается до его заграничного вида, так уж где-где, а в черноморском Марселе одеждой никого не удивишь.
Кивнул, повернулся и сделал первые шаги, как вдруг его снова окликнули.
– Да?
– Вы, простите, далеко ли направляетесь? Мы так поняли, что вы не местный?
– Да уж… – Шульгин не испытывал иллюзий по поводу своего московского произношения, которое никак не походило на одесское. Точнее – «одеское», с одним «с» и специфической тональностью. – Не слишком далеко. Примерно до Привоза. А что?
– Ничего такого. Но вы, возможно, слышали, что в Одессе сильно грабят. На пути от парка до Привоза с вас непременно снимут вашу шикарную заграничную курточку…
– Так уж непременно? – растерянно улыбнулся Сашка.
– С вас – непременно. Лицо у вас такое… располагающее. А вам ведь все равно, где вас разденут? Как вы думаете? Так лучше снимите вашу курточку здесь. Если хотите – выньте из карманов все, что вам нужно, кроме денег. А деньги, если есть, отдайте нам тоже… – Парень ловким и совершенно неуловимым со стороны движением выбросил из рукава длинную, со вкусом сделанную, великолепно отполированную и даже на вид очень острую финку.
Шульгину стало весело. Давно на него так нагло и в то же время интеллигентно не наезжали.
Да, пожалуй, и никогда. Разборки в старых московских переулках в ранние шестидесятые обставлялись, наоборот, нарочито грубо, по-блатному, хотя бы и участвовали в них мальчики из хороших семей.
И вдобавок данная коллизия слишком буквально напомнила ему что-то читанное в молодости как раз об Одессе и об этом времени. Возможно, у Катаева. Стандартный, стало быть, приемчик. Или – нынешние режиссеры этой сцены читали ту же книгу.
– Нет, ну вы, господа, как-то даже не оставляете выбора. Неужели у вас в бывшем вольном городе все такие?
– Не все, но многие. Поторопитесь, любезнейший. Бандиты с Молдаванки и Станички вообще не дали бы вам права голоса…
– Жалеть потом не будете?
– О чем, папаша? – раздраженно-презрительно протянул второй грабитель. Похоже, ему начало изменять терпение, а интеллигентский прикид долго держать он не привык.
– О неразумии своем, об отсутствии физиономических способностей. В гимназии небось учились, книжки читали, а Козьму Пруткова не помните. Он как говорил: не все стриги, что растет…
С этими словами Шульгин изобразил свой коронный трюк.
