ешь. И за коктейли пусть тебя кто-нибудь другой ебет.
Импотент чертов, — вскакивает, стартует к выходу.
Оборачивается, добавляет, — и пиздобол.
Неудачная ночь у девушки, вероятно.
Короче говоря, поездка удалась на славу, надо почаще такие устраивать.
90.
В конце дня делали небольшой разбор полетов.
Актер, сыгравший роль вуайериста-рукоблуда, говорит, — господи, как стыдно-то, мне ведь вообще дрочить западло, тем более прилюдно.
Кто-то ему ответил, — ты что, дурачок, какое же это западло?
И завязался разговор об онанизме, о том, какая это полезная и выгодная штука и что дрочат все. А также все разоткровенничались, кто как часто, где и как.
Создалось ощущение, что все только и мастурбируют, причем всюду.
Вован поведал, что каждое его утро начинается с сеанса, не вставая с постели. А сливает в специальный дежурный стаканчик на прикроватной тумбочке. Модель похвасталась, как на свадьбе, будучи свидетельницей, теребила секель под столом. Актер рассказал, что как-то успел передернуть затвор, поднимаясь в лифте на шестнадцатый этаж.
Все наперебой делятся залихватскими историями о своих онанистских подвигах.
А помните Ненасытного, говорит Антоха, и все заржали.
Это я дал Ненасытному такую погонялу. Это был какой-то нимфоман, сколько ни трахался — все мало ему. Пару раз его заставали за рукоблудием в душе после тяжелого трудового дня, когда некоторые артисты жаловались, что у них члены вот-вот отвалятся. У Ненасытного было две особенности. Первая — во время секса он не контролировал мимику лица, особенно в момент оргазма, и это было невероятно смешно. Вторая — его чрезмерная обидчивость. Безобидные шутки в свой адрес он воспринимал как унижения. В конце концов покинул нас с апломбом, мол, не цените вы меня, издеваетесь, поэтому ухожу.
Кто-то из артистов Верку спросил, — а тебе, мол, нечем похвастаться?
Та огрызнулась, — тебя, дескать, это никак не должно волновать.
Нечего, типа, субординацию нарушать такими вопросами.
Что, смеюсь, Вера Павловна, за живое, что ли, задели?
Сам-то, говорит, частенько поди с Дуняшей зажигаешь?
Ну так, говорю, бывает иногда.
А сам сижу и чувствую себя чужим в этом кружке онанистов. Когда последний раз дрочил — и не припомню уже. Не нравится мне, честно говоря, это как массаж самому себе делать — ощущения не те.
Хотя, очень удобная штука, особенно в современных мегаполисах, где люди порою горят на работе и им не до секса. Чем, например, после работы ехать на другой конец Москвы, чтоб кинуть палку, — куда проще вздрочнуть за пару минут и успокоиться.
91.
Еду как-то раз в электричке немного поддатый. Ночь почти уже, вагон пустой. За пару минут до моего выхода напротив садится барышня, малость шалавистого вида.
Чего надо ей, думаю, вон мест сколько.
С минуту разглядываю ее внаглую, — а чего стесняться, сама подсела. Она в ответ глазками стреляет, видать, соблазнить хочет.
По ходу, думаю, кунка чешется. Но ебать тебя, дорогуша, вряд ли буду, хоть ты и похожа на актрису какую-то. На Екатерину Редникову, что ли.
Перед самым выходом говорю, — девушка, хотите сняться в порно?
Та кокетливо, — хочу.
Давайте, говорю, координаты свои, позвоню скоро.
Достает блокнот из сумочки, вырывает листок, пишет имя, телефон и метро — Беговая.
Проститутка, что ли, думаю, зачем метро-то мне знать?
Ну, бывай, говорю, чава-какава.
Конечно, не собирался вовсе приглашать ее, слишком уж мутная какая-то. Вообще с малознакомыми стараюсь не связываться, мало ли. Знакомые-то порою такие финты выдают, что диву даешься, а от неизвестных личностей и вовсе чего угодно можно ожидать.
Я вообще сразу же забыл про нее, только вот листок не выкинул.
Дня через три волею судьбы оказался на Беговой, в одиночестве и жаждущий общения.
Случилось это так.
После одной встречи на Сходне иду не спеша до метро, прогуливаюсь. Подрезает меня лексус, прямо на тротуар заехал.
Что за наглец, думаю, не иначе как хулиган.
Высовывается знакомая белобрысая башка, — садись, Глеб, подвезу.
Актер мой бывший, ускорен не на шутку.
Да ты никак в хламину, приятель, говорю.
Лыбится до ушей, — не то слово, сейчас и тебя убьем. Куда идешь-то?
До метро, отвечаю.
Сажусь, стартует в другую сторону, — до Полежаевской доедем, подгон тебе небольшой сделаю.
Пока едем, чешет мне за жизнь свою, что у него все в шоколаде, клубы-шмубы, не жизнь, а малина. Но чем занимается — не говорит.
На Полежаевской останавливается в каком-то незнакомом мне дворе, — Глеб, не впадлу, три минуты подожди, я отъеду.
Давай, говорю, только в натуре там не отъедь.
Через несколько минут подлетает, забирает меня и локализуемся в другом дворе.
Достает из кармана пузырек из-под аскорбинок, открывает — полная ешек. Понятно, думаю, откуда лексус и сладкая жизнь.
Отсыпает пять штук, протягивает мне, — помнишь, ты мне фен давал занюхать, когда у меня хер не стоял? А я добро умею помнить.
Недолго думаю, тут же закидываю колесо.
Потом взяли по пиву, посидели на лавочке, повспоминали былое. Не успели допить, ему звонят, — срочно куда-то.
Давай до метро подброшу, говорит.
Да ладно, прогуляюсь. От души, бывай.
А домой мне уже и не хочется. Мне нужно свежее ухо, чтоб излить в него поток бессмысленной информации, которой у меня в избытке под скоростями.
Нахожу в кармане листок с номером и, недолго думая, звоню барышне. Она зависает дома, скучает, и с удовольствием принимает приглашение погулять с незнакомым человеком.
Часа три нарезали мы с ней круги по району, — на месте сидеть я просто не мог, и вели беседы ни о чем. В основном это были мои монологи, — я, как обычно, начал задвигать телеги на всякие заумные темы.
В этот раз она не производила впечатление шалавы, — и одета не столь вызывающе, и макияж попроще, и манеры поскромнее.
Заканчиваем прогулку, подходим к дому. На чай не приглашает, я и не намекаю.
А зачем, спрашиваю, в электричке ко мне подсела?
