Михаил Иманов[1]
Художник В. Н. Любин
ИРОД ВЕЛИКИЙ
Биографическая справка
Из энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, т. ХIIІ, СПб., 1894
ИРОД — Ирод Великий, основатель идумейской династии на иудейском престоле. Сын иудейского князя Антипатра, он обладал выдающимися военными и политическими дарованиями, которые выдвинули его в глазах римского правительства, доверившего ему еще в молодости управление Галилеей. Он оказал римскому правительству важные услуги подавлением разбойничества и своими ловкими интригами настолько сумел зарекомендовать себя пред Антонием и Октавием, что по их указанию назначен был царем всей Иудеи (в 40 г. до P. X.). Во время последовавшей между Антонием и Октавием войны он умел так искусно лавировать между соперниками, что хотя в общем держал сторону Антония, однако после поражения последнего при Акциуме сумел вовремя заявить свое верноподданничество Октавию, который расширил его владения, присоединив к ним северо-восточную область Палестины — Трахонитиду, Ватанею и Авранитиду, и сделал его вообще главою Сирии. Почувствовав под собою твердую почву, Ирод начал разыгрывать роль великого восточного монарха. Отличаясь любовью к строительству и некоторым архитектурным вкусом, Ирод восстановил из развалин и украсил великолепными зданиями несколько городов своей страны, придав им новые имена, в честь своего верховного покровителя-властелина, кесаря Августа (Самарию он переименовал в Севастию, что по-гречески обозначает Augustus, Стратонову Башню — в Кесарию). В самом Иерусалиме он восстановил древний замок, названный им Антонией, а также построил великолепные дворцы, ставшие лучшим украшением города. Несмотря на это великолепие, евреи не любили Ирода, так как видели в нем иноземца, римского ставленника и похитителя престола Давидова. В народе, отягощенном двойными налогами — в пользу римлян и в пользу пышного, любящего роскошь царя, — начался глухой ропот. Чтобы примирить с собою подданных, Ирод задумал удовлетворить их религиозному чувству и решил построить новый храм, который бы своим величием превосходил даже храм Соломонов. Постройка действительно началась в самых грандиозных размерах, и храм был великолепен. С тою же целью Ирод женился на Мариамне, внучке первосвященника Гиркана II, чтобы тем самым придать своей династии видимость кровного родства с домом Давидовым. Но все было напрасно. Еврейский народ был непреклонен в своей ненависти к узурпатору, чему способствовали многие его меры. Так, он в возобновленных им городах строил театры и амфитеатры, заводил римские и греческие игры, задавал пиры с чисто языческими увеселениями и вообще вводил такие обычаи, которые, отличаясь совершенно языческим характером, могли внушать евреям лишь чувство ужаса и отвращения. Дело дошло до того, что сильная партия ревнителей закона, именно фарисеи, в числе 6000 человек, отказались принести ему присягу в верноподданстве и устроили заговор, грозивший Ироду низвержением. Эти факты ясно показали Ироду настроение народа, и он, видя невозможность примирения, задумал сломить оппозицию крутыми и жестокими мерами. Он превратился в жестокого и кровожадного деспота, который беспощадно истреблял всех и все, в чем только его подозрительный взгляд видел признаки крамолы. Так, он истребил почти весь дом Асмонеев как потомков законных правителей еврейского народа и не остановился даже пред умерщвлением Мариамны, хотя она была самою любимою из его десяти жен. Конец его царствования ознаменовался невообразимыми ужасами, которые завершились умерщвлением его собственного сына Антипатра. При таком настроении Ирода вполне понятен тот ужас, с которым он выслушал, по свидетельству ев. Матфея (гл. II), от восточных волхвов весть о том, что родился истинный царь иудейский, поклониться которому они и пришли с далекого Востока. Первою мыслью Ирода, по этому свидетельству, было умертвить новорожденного царя, а когда ему не удалось найти его, то он не остановился пред поголовным избиением грудных младенцев в Вифлееме. Пораженный тяжкою болезнью, заживо съедаемый червями, он неистовствовал даже на одре смерти и дал приказ в самый день его смерти истребить всю еврейскую знать, собранную для того в цирке; но распоряжение его не было исполнено. Он умер через несколько месяцев после рождения Христа. Главный источник сведений о его жизни — Иосиф Флавий, воспользовавшийся трудами его придворного историографа Николая Дамасского.
ЗВЕЗДА ИРОДА ВЕЛИКОГО (МОЛОДЫЕ ГОДЫ)
Часть первая
В ТЕНИ ОТЦА
Пустыня тянула его и отталкивала одновременно, обостряла чувство заброшенности и в то же время будила воображение. Порой ему казалось, что он навсегда останется здесь — среди песка, колючек и бесцветного неба. Никто не приедет за ним, а сам он никогда не сумеет выбраться отсюда.
Но бывали минуты, когда все преображалось. Он любил выезжать в пустыню перед самыми сумерками. Жара отступала, солнце освещало пески красноватым светом, и глухой топот лошадиных копыт становился неведомой и сладкой музыкой. Он закрывал глаза и пускал лошадь вскачь, и ему чудилось, будто он едет во главе множества воинов — великого множества воинов, занимавших все пространство пустыни, и слева и справа, до самого горизонта. Эта великая армия тяжело скакала за его спиной, а перед ним, где-то далеко внизу, расстилались цветущие города и неприступные крепости. Отсюда они казались совсем маленькими. Он видел стены, улицы, дома, но не видел людей — с такой высоты они были неразличимы. Иногда лошадь ступала копытом в самый центр крепости, и он видел, как осколки камней разлетаются в разные стороны. Он не слышал ни треска, ни воплей — топот множества копыт за его спиной заглушал все звуки. Этот топот был музыкой власти, и ему хотелось слушать его бесконечно.
Хотелось, но видение продолжалось всего несколько мгновений — наступала непонятная тишина, он открывал глаза и резко натягивал поводья. Лошадь поднималась на дыбы и скалилась, грызя удила. Ночь, казалось, в единый миг превращала сумерки в непроглядную темноту, которая представлялась враждебной. Он разворачивал лошадь и возвращался домой шагом, настороженно оглядываясь и чутко прислушиваясь к таинственным шорохам вокруг.
Когда он въезжал в ворота дома, то неизменно видел мать, стоявшую на освещенной факелами площадке перед дверью. Он спрыгивал с лошади, бросал поводья подбежавшему слуге и подходил к матери. Она качала головой, глядя на него с укоризной.
— Ирод! Ты опять ездил один! Я же тебя просила!..
— Мне хотелось побыть одному, — отвечал он виновато, но твердо.
Мать протягивала к нему руки, прижимала его к груди, теребя пальцами затылок, вздыхала:
