который может стрелять и одиночными выстрелами, и очередями.
Он хватает меня за волосы и тащит в арку между прихожей и гостиной.
Люди видят оружие и подаются назад, но не пытаются разбежаться, как будто открытая угроза насилия его предотвратит.
Гости находятся в четырех комнатах первого этажа, но дядя Юэн в гостиной, когда туда входит его сбившийся с пути истинного младший брат.
– Как дела, Юэн? – спрашивает Трей.
Юэн сохраняет хладнокровие.
– Чего ты пришел, Трей? Что тебе нужно?
– Даже не знаю, Юэн. Может быть… два миллиона золотыми монетами?
Как потом выяснится, Трей от кого-то услышал (а возможно, он все выдумал), что братья разделили золото между сейфом в магазине и секретным сейфом в новом доме Юэна.
По правде говоря, стоимость всего их золота гораздо меньше двух миллионов, и все оно хранится в магазине.
Трей заявляет, что не верит Юэну. Они начинают спорить друг с другом.
Я не могу оторвать глаз от автомата. Оружие сверкает, как что-то магическое, как меч, когда-то застывший в камне, а теперь освобожденный от него, только ясно, что магия в этом случае черная.
Однако я еще не осознаю, что оружие может быть использовано. Оно – диковина, волшебное уже одним своим видом, и нет необходимости пускать его в ход, чтобы заклинание сработало.
Поскольку по всему дому гремит музыка и гости в других комнатах увлечены разговорами, там никто и не догадывается о тихой драме, разворачивающейся в гостиной. Но в неведении им оставаться недолго, потому что Трей скоро поднимет регистр громкости.
Шестнадцатилетняя дочь Кентона, моя кузина Дейвена, стоит у кресла.
Назвав Юэна лжецом, Трей смотрит на нее.
– Эй, Дейвена, ты такая взрослая и красивая. Когда успела?
Дейвена нервно улыбается, не зная, что и сказать. Когда она улыбается, на щечках появляются ямочки. Ушки у нее аккуратные и гладкие, словно коричневое стекло.
Трей стреляет в нее дважды, и она, уже мертвой, падает через скамеечку для ног, лицом в пол, попой в воздух, юбка вскидывается, открывая трусики.
Хотя слова «достоинство» в моем словаре еще нет, я знаю, что это нехорошо. Я хочу стянуть ее юбку вниз, положить Дейвену на пол, на спину, убрать волосы с ее лица.
Странно, я не думаю, что она мертва, в тот момент не думаю. Это говорит о том, что я бунтую против неизбежности смерти.
Я не хочу, чтобы Дейвена выглядела так по-дурацки и непристойно, потому что на самом деле она умная и воспитанная. Но, как бы мне ни хотелось привести ее одежду в порядок, я не могу сдвинуться с места.
Выстрелы вызывают крики удивления в других комнатах.
Некоторые люди пытаются убежать. Но Трей пришел с двумя друзьями. Они врываются через дверь черного хода на кухне, через дверь в столовой.
Люди кричат, но сельский дом расположен слишком далеко от соседей.
Мой отец, который тоже в гостиной, должно быть, понимает, что время действенного сопротивления быстро уходит. Он хватает восемнадцатидюймовую статуэтку крестьянского мальчика и его собаки и бежит к Трею, замахиваясь статуэткой, чтобы огреть ею младшего брата, как дубинкой.
Трей стреляет ему в лицо. И стреляет еще дважды, когда отец, уже мертвый, лежит на полу.
Я все это наблюдаю, потом отворачиваюсь.
У детей есть способ справляться с психологическими травмами. Следуя ему, я говорю себе, что с отцом будет все в порядке, пока не приедет «Скорая помощь». Потом фельдшеры увезут его и кузину Дейвену в больницу, где они оживут в мгновение ока – оживут, поправятся и скоро вернутся домой.
В мгновение ока. Все хорошее случается в мгновение ока. Об этом говорит любая сказка.
Никто не убегает через окна, прежде чем трое стрелков берут дом под контроль.
Всех сгоняют в гостиную и столовую. Заставляют сесть на пол, стулья, диваны.
Трей вновь подходит к Юэну, требует показать, где сейф, в котором хранятся несуществующие золотые монеты.
Юэн предлагает отвезти Трея в городской магазин и открыть сейф, единственный, который находится там.
Трей думает, что не стоит ему уезжать от сокровищницы Мидаса, спрятанной в этом самом доме.
Я не вслушиваюсь в их спор, я еще слишком многого не понимаю, как и положено обыкновенным детям, и все же чувствую, что Трей не верит в существование сокровищницы. Он выдумал эту историю, чтобы втянуть в это дело своих дружков.
Если на то пошло, намерение у него одно – убить нас всех. Какая-то атавистическая часть моего мозга, в которой живет опыт прошлых поколений, заставляет меня признать, что двое уже мертвы и скоро будут убиты остальные.
После убийства Дейвены и моего отца мужчинам, которые пришли с Треем, терять больше нечего. Как сообщники и похитители, они уже кандидаты на смертный приговор или пожизненное заключение.
Потом полиция установит, что все трое находились под действием метамфетамина и жаждали насилия.
В раздражении Трей разбивает прикладом лицо Юэна, потом стреляет ему в живот.
К этому времени я уже не отворачиваюсь от происходящего. Я очень напуган, но по какой-то причине чувствую, что должен все видеть.
Трея больше не интересует сокровищница с монетами, которой не существует. Он – Судьба и, изображая из себя змея, который, забравшись в курятник, переползает от яйца к яйцу, он переходит от одного сидящего родственника к другому.
Приветствует каждого по имени, иногда произносит грубое слово или делает неприличное предложение, кого-то удостаивает комплимента. Независимо от того, что говорит, убивает каждого.
В том, что произошло в этом деревенском доме, я хочу отметить два необычных момента. Первый – даже после первых убийств в гостиной достаточно людей, чтобы броситься на Трея и скрутить его, прежде чем он сможет застрелить их всех, однако никто не предпринимает такой попытки. Они видят, как он убивает их одного за другим, в том порядке, в каком они сидят, кто-то плачет и молит о пощаде, кто-то тупо смотрит перед собой, но они не оказывают сопротивления.
Мы видели, как такое случалось в последовавшие за убийством семьи Дюран двадцать восемь лет, но в тот вечер – это впервые, это феномен.
Все жертвы настолько не верили в существование реального Зла, что, столкнувшись лицом к лицу с его представителем, оказались не способны признать свою ошибку?
Или они смогли узнать Зло, но не смогли поверить, что сила, противостоящая Злу, всегда наготове, чтобы помочь им вступить в борьбу и выжить?
Возможно, взращенный нарциссизм нашей эпохи лишает некоторых способности представить себе свою смерть, даже когда пуля уже вылетает из ствола.
Второй момент связан со мной: я выживаю. Как я выживаю, объяснить легко. Почему – выходит за пределы моего понимания.
После того, как я становлюсь свидетелем еще трех убийств, страх полностью покидает меня. Я знаю, что должен делать.
Я не убегаю. Не прячусь. Такие мысли не приходят в голову.
Сначала я иду к моей кузине Дейвене и расправляю ее юбку. Потом скатываю со скамеечки и укладываю на спину. Убираю волосы с ее прекрасного лица.
– Прощай, – говорю я.
Лицо моего отца разбито и завалено внутрь. На спинке стула висит шаль тети Элен. Я закрываю ею лицо отца.
– Прощай.
Трей идет по комнате, один за другим убивает людей, я иду следом, отставая на несколько смертей,
