имя скромное… Земли.1 июня 1960
Москва, Боткинская больница
2Словно дочка слепого Эдипа,Муза к смерти провидца вела,А одна сумасшедшая липаВ этом траурном мае цвелаПрямо против окна, где когда-тоОн поведал мне, что перед нимВьется путь золотой и крылатый,Где он вышнею волей храним.11 июня 1960
Москва, Боткинская больница
…Анну Андреевну Ахматову я знал с 1912 года. Тоненькая, стройная, похожая на робкую пятнадцатилетнюю девочку, она ни на шаг не отходила от мужа, молодого поэта Н.С. Гумилева. То было время ее первых стихов и необыкновенных, неожиданно шумных триумфов. Прошло два-три года, и в ее глазах, и в осанке, и в ее обращении с людьми наметилась одна главнейшая черта ее личности: величавость. Не спесивость, не надменность, не заносчивость, а именно величавость. За все полвека, что мы были знакомы, я не помню у нее на лице ни одной просительной, заискивающей, мелкой или жалкой улыбки. При взгляде на нее мне всегда вспоминалось некрасовское: «Есть женщины в русских селеньях…»
Даже в позднейшие годы, в очереди за керосином, селедками, хлебом, даже в переполненном жестком вагоне, даже в ташкентском трамвае, даже в больничной палате, набитой десятком больных, всякий, не знавший ее, чувствовал ее «спокойную важность» и относился к ней с особым уважением, хотя держалась она со всеми очень просто и дружественно, на равной ноге.
Корней Чуковский.
Из воспоминаний об Анне Ахматовой
А. Ахматова. Шестидесятые годы.
Вы так вели по бездорожью,Как в мрак падучая звезда.Вы были горечью и ложью,А утешеньем – никогда.1961
Шутки – шутками, а сорок…
Шутки – шутками, а сорокГладких лет в тюрьме,Пиршества из черствых корок,Чумный страх во тьме,Одиночество такое,Что – сейчас в музей,И предательство двойноеБлизких и друзей.….22 июля 1960
(после операции 7 июля)
В прошлое давно пути закрыты,И на что мне прошлое теперь? Что там? – окровавленные плитыИли замурованная дверь,Или эхо, что еще не можетЗамолчать. Хотя я так прошу…С этим эхом приключилось то же,Что и с тем, что в сердце я ношу.25 сентября 1960
Комарово
Как и жить мне с этой обузой…
Как и жить мне с этой обузой,А еще называют Музой,Говорят: «Ты с ней на лугу…»Говорят: «Божественный лепет…»Жестче, чем лихорадка, оттреплет,И опять весь год ни гугу.8 октября 1960
За заставой воет шарманка.Водят мишку, пляшет цыганкаНа заплеванной мостовой.Паровик идет до Скорбящей,И гудочек его щемящийОткликается над Невой.В черном ветре злоба и воля.Тут уже до Горячего поля,Вероятно, рукой подать.Тут мой голос смолкает вещий.Тут еще чудеса похлеще.Но уйдем – мне некогда ждать.13 января 1961
Ордынка
Другие уводят любимых, —Я с завистью вслед не гляжу.Одна на скамье подсудимыхЯ скоро полвека сижу.Вокруг пререканья и давкаИ приторный запах чернил.Такое придумывал КафкаИ Чарли изобразил.И в тех пререканьях важных,Как в цепких объятиях сна,Все три поколенья присяжныхРешили: виновна она.Меняются лица конвоя,В инфаркте шестой прокурор…А где-то темнеет от знояОгромный небесный простор,И полное прелести летоГуляет на том берегу…Я это блаженное «где-то»Представить себе не могу.Я глохну от зычных проклятий,Я ватник сносила дотла.Неужто я всех виноватейНа этой планете была?3 марта 1961
Комарово
Если б все, кто помощи душевной…
Если б все, кто помощи душевнойУ меня просил на этом свете, — Все юродивые и немые,Брошенные жены и калеки,Каторжники и самоубийцы, — Мне прислали по одной копейке,Стала б я «богаче всех в Египте»,Как говаривал Кузмин покойный…Но они не слали мне копейки,А со мной своей делились силой,И я стала всех сильней на свете,Так, что даже это мне не трудно.30 марта 1961
Вербное воскресенье
Ленинград
А я говорю, вероятно, за многих…
А я говорю, вероятно, за многих:Юродивых, скорбных, немых и убогих,И силу свою мне они отдают,И помощи скорой и действенной ждут.30 марта 1961
Ленинград
Кр. Конница
Что войны, что чума? – конец им виден скорый,Им приговор почти произнесен.Но кто нас защитит от ужаса, которыйБыл бегом времени когда-то наречен? 10 июня 1961
Комарово
Так не зря мы вместе бедовали…
Так не зря мы вместе бедовалиДаже без надежды раз вздохнуть.Присягнули – проголосовалиИ спокойно продолжали путь.Не за то, что чистой я осталась,Словно перед Господом свеча,Вместе с вами я в ногах валяласьУ кровавой куклы палача.Нет! и не под чуждым небосводомИ не под защитой чуждых крыл —Я была тогда с моим народом,Там, где мой народ, к несчастью, был.21 июня 1961
А в переулке забор дощатый.
Н. ГумилевНастоящую одуНашептало… Постой,Царскосельскую одурьПрячу в ящик пустой,В роковую шкатулку,В кипарисный ларец,А тому переулкуНаступает конец.Здесь не Темник, не Шуя — Город парков и зал,Но тебя опишу я,Как свой Витебск – Шагал.Тут ходили по струнке,Мчался рыжий рысак,Тут еще до чугункиБыл знатнейший