– Это пока задержание, а не арест, мисс Максвелл. Ожерелье является доказательством вашей вины. Позднее я получу письменное подтверждение на арест.
Из последних сил борясь с охватывающим ее отчаянием, Хезер вступила с ним в спор:
– Вы не можете быть полностью уверены в том, что именно я совершила кражу. Ведь кто-нибудь мог же подбросить эти драгоценности в мою корзину.
– Это тоже возможно, мисс Максвелл. Вас отвезут обратно в Лондон, и будет проведено следствие. Я сейчас же пошлю за помощью. – Предвкушение успеха на его лице сразу потускнело. – К сожалению, я не смогу лично препроводить вас в тюрьму Ньюгейт, у меня очень важное личное дело.
В комнате нарастали протестующие возгласы других гостей.
– Думаю, что вор должен находиться в тюрьме. Это самое подходящее место для таких, как она, – с металлом в голосе произнесла мисс Даймонд. – Сама мысль о том, что я могу спать под одной крышей с закоренелой преступницей, повергает меня в дрожь. У нее ведь может быть и оружие. Ее лучше всего переправить в Лондон до того, как она перережет всех нас во сне.
Сержант нахмурился:
– До завтрашнего дня я все равно ничего не успею сделать. Сегодняшней ночью дилижанса на Лондон не будет. – Он легонько подтолкнул Хезер в сторону лестницы. – Я поднимусь вместе с вами и закрою вашу комнату на ключ. – Бэгберн повернулся к хозяину гостиницы: – У вас найдется комната с крепким запором?
Лицо мистера Пратта отражало замешательство. Он в упор смотрел на Хезер, отказываясь верить тому, что только что произошло.
– Да, все мои комнаты запираются или на засов, или на замок. – Пратт двинулся к лестнице. – Думаю, что нет надобности запирать женщину в сыром подвале – вор она или нет. Я не знаю, куда мы скатимся, если молодые леди начинают зарабатывать себе на жизнь воровством.
– Уверяю вас, – с твердостью в голосе произнесла Хезер, – я невиновна! Я ни разу в своей жизни не брала чужого. Вы должны верить мне. Клянусь! – Для усиления действия своих слов она вытянулась по струнке.
Сержант бесцеремонно толкнул ее вперед:
– Вам так или иначе придется посидеть взаперти. Там вы сможете поразмышлять о своих преступлениях, пока не прибудет посыльный, чтобы сопроводить вас в Ньюгейт.
Хезер, спотыкаясь и шатаясь, поднималась по лестнице, которая скрипела под тяжелыми шагами шедшего позади сержанта. Ей предстояла кошмарная ночь со сном, больше похожим на забытье. Девушка была в полном отчаянии и кусала губы, чтобы не заплакать.
– Если бы я украла столь ценное ожерелье, разве оставила бы я его просто так в корзине? – она пыталась спорить с Бэгберном, в отчаянии стараясь заставить его прислушаться к голосу разума и здравой логики.
Но сержант казался слишком возбужденным перспективой продвижения по службе и был глух к ее доводам.
– Не пытайтесь ввести меня в заблуждение с помощью всяких скользких приемов, мисс. У меня достаточно опыта по общению со всякими мошенниками. Вам лучше сознаться во всем прямо сейчас. Тогда я мог бы замолвить слово перед магистратом о вашем чистосердечном раскаянии во всех грехах. Это спасло бы вас от петли, но в любом случае на вашем месте я не питал бы очень больших надежд. Кража, в конце концов, наказывается чаще всего виселицей, – сделал он глубокомысленный вывод. – Кстати, законный владелец рубинов живет недалеко отсюда. Я собираюсь сообщить ему о находке краденого или, по крайней мере, его части.
Эти слова легли тяжелым камнем на сердце Хезер.
В холле наверху было холодно и сыро. Ветер, завывая, дул в окна. У Хезер пересохло в горле; она из последних сил старалась сохранить достоинство, не желая, чтобы обидчики видели ее замешательство и страх.
Мистер Пратт чувствовал себя не в своей тарелке. Он открыл дверь небольшой комнатки. Это была прочная дубовая дверь. Держа над головой свечу, сержант вошел внутрь.
– Ну что ж… здесь не так уж плохо. Через такие узкие окна бежать вряд ли удастся.
До того, как сержант довольно грубо втолкнул ее внутрь, Хезер успела встретиться с виноватым и сочувствующим взглядом Пратта. Дверь за ней с шумом закрылась, и она, окончательно потеряв самообладание, упала на пол.
Ее руки за спиной были втиснуты в наручники, и ей пришлось потратить несколько минут на то, чтобы хоть как-то сесть. Затем, наглотавшись на полу пыли, она несколько раз чихнула. Наконец слезы окончательно одолели девушку, и отчаяние завладело сердцем. Беззвучный приступ его заполнил все ее существо, подобно темной жестокой силе, и только выплакав все свое горе и совершенно обессилев, Хезер почувствовала, что душевные силы постепенно начинают возвращаться к ней.
Она глубоко, прерывисто вздохнула и прошептала:
– Ну и попала же ты в переплет, Макси! – Она вспомнила свое ласковое прозвище, которое отец придумал ей двадцать лет назад. Эти слова растопили вдруг ледяные тиски ужаса, который проник в ее душу, и молодая леди смогла произнести в полный голос: – Так дело не пойдет. Из всего этого должен быть какой-то выход. Думай, работай головой!
Ей надо бежать, как только начнет светать.
Стук твердых, заледеневших снежинок об оконное стекло наполнял комнату. Он то ослабевал, то с порывом ветра усиливался вновь. Время неумолимо двигалось к рассвету. Хезер лежала на кровати и дрожала от холода. Она, наверное, урывками все же спала, поэтому когда на двери стал отодвигаться засов, девушка вздрогнула. Дверь открылась, и в сумрачном свете Хезер увидела молодую, склонную к полноте служанку, одетую в скромный коричневый шерстяной халат, шляпу, в которой ходят крестьянки, и шаль грубой вязки. В руках у нее был поднос, от которого вкусно пахло жареным мясом, яичницей и свежезаваренным чаем.
