Двумя этажами ниже преступники, наверное, тоже спят.
Эдуард проверял альпинистское снаряжение. Все должно быть выверено. Чуть замешкаешься, и убийцам хватит времени выстрелить на шум, в темные фигуры на фоне светлого окна.
Через несколько минут звонко в тихом дворе разбилось оконное стекло. Осколками Эдуард порезал руки.
Собровцы ворвались в комнату, повалили одного преступника на пол, другого скрутили прямо на кровати. Под подушкой обнаружили заряженный пистолет, а в квартире целый оружейный арсенал.
Филиппов вышел из подъезда. Двор, казавшийся с крыши безлюдным, оживили школьники, дворничиха, сметавшая осколки стекла с тротуара, автомобилист, который сигналил, запертый машиной собровцев.
Многие из этих людей жили в шестнадцатиэтажке, в одном подъезде с убийцами. Эдуард посмотрел вокруг. Они даже не подозревали ничего, лишь удивленно оглядывались на людей в камуфляже и с оружием.
И только в девяносто девятом, спустя два года с того утра, с того рискованного захвата, Эдуард получил медаль «За отвагу»…
В Москве после чеченской командировки ждала такая же обыденная работа. По пять-шесть выездов в день. Освобождение заложников, захват бандитов.
А в Москве Эдуард не часто возвращается в свою пустую однокомнатную квартиру. Родители живут в Серебряных Прудах, и он редко их видит.
Однажды командировка затянулась на четыре месяца, и в квартире Эдуарда отключили свет, телефон и воду за неуплату. В ДЭЗе он начал объяснять, что, во-первых, его физически не было в Москве, а во-вторых, есть указ о льготах для участников боевых действий.
Ничем не прошибешь этих железобетонных дэзовских теток. Уж на что Эдуард человек спокойный, но тут пришлось повысить голос.
На следующий день все подключили. В этой квартире все равно редко удается бывать. Чаще Эдуард ночует в казарме, в СОБРе.
Были жена и дочка, но терпения у них не хватило. Тяжело жене провожать мужа на войну и каждый день, каждый час изводиться от ожидания. Не нашлось пока для него такой, которая сможет выполнять эту трудную работу — ждать.
Эдуард отдыхал на своей койке в казарме. За окном подмосковные зимние сумерки.
15 января — пять лет со дня гибели подполковника Сысоева. У Валерия были жена и сын. Сын тоже служил в подмосковном СОБРе, как и отец. Окончил школу милиции. Но мама очень переживала. После гибели мужа, провожать в командировки сына… Собровцы помогли младшему Сысоеву перейти во вневедомственную охрану.
Эдуард за чеченскую командировку девяносто девятого, спецоперации в Шелковском районе получил третий орден Мужества, сравнялся по количеству крестов со своим дедом, донским казаком, у которого было три Георгиевских креста.
Жизнь — сплошные цифры. У Филиппова четыре внеочередных звания. Почти два десятка «горячих» командировок. По выслуге лет ему спокойно можно идти на пенсию, ведь на войне день считают за три. Но бросать любимую службу Эдуард, конечно, не станет. В тридцать семь лет какая пенсия?
Эдуард Львович окончил Академию МВД, и уже несколько лет он командир отряда. Самоотвержен-но борется с бытовыми неурядицами, нехваткой кадров и другими трудностями, а трудностей всегда хватает.
По чистой воде
Ночь после обстрела показалась особенно тяжкой. В темноте комнаты как будто не хватало воздуха. Из-за контузии теснило в груди.
Это был июнь 2000 года, третья командировка подполковника милиции Алексея Кузьмина.
Несколько часов назад на территорию пункта временной дислокации подмосковного СОБРа напали боевики. Кузьмин стрелял из укрытия, когда рядом с ним разорвалась граната и он на мгновение потерял сознание.
Контуженный, он продолжал стрелять. Каждый выстрел отдавался вспышкой боли в голове.
Атаку боевиков отбили. И за Кузьмина взялся доктор…
Госпитализироваться и уехать Кузьмин мог — лопнувшая перепонка в ухе и контузия позволяли это сделать, но он не захотел.
— Ничего. Я тут полечусь. Потерплю. Не так долго осталось, — сказал он командиру.
Нужно было заснуть. Завтра с утра планировался выезд на задержание группы боевиков. Бандиты устанавливали фугасы и обстреливали пункты дислокации российских войск. Вместе с оперативниками РОВД Октябрьского района собровцы вычислили нескольких членов этой группы.
Чтобы забыться от боли, Кузьмин стал вспоминать Енисей. Вид его свинцово-синих вод всегда успокаивал, и шелест волн на перекатах будто убаюкивал.
Когда на лоцманском судне Алексей заводил караваны судов из Карского моря в Енисей, Курейку и другие реки, всегда испытывал романтическую приподнятость. Живописные берега, медведи, переплывающие реку, толстые глухари, тяжело взлетавшие над лесом и каменистыми берегами.
Лоцманская проводка судов — дело хитрое. Бывало, разыграется ветер, взбеленится река, взбунтуется сама природа. Тут нужно не только мастерство, но и характер.
О море Алексей мечтал с первого класса. С родителями он побывал в разных уголках СССР. Отец, военный инженер-строитель, приезжал вместе со своей частью на неосвоенные места и занимался там возведением секретных объектов. Жить приходилось и в бараках, и в вагончиках, и даже в землянке. Военных вокруг себя Алексей видел с рождения. Но когда однажды, поехав с матерью в город, увидел там моряка в форме, как будто заболел. Только и думал о кораблях, море и красивой форме…
Морским капитаном он не стал. Окончил школу в поселке Архара Амурского края и поступил в Благовещенское речное училище.
Четыре года учебы, и Алексей — капитан-механик вспомогательного флота. Теперь он ощущал себя почти хозяином реки: огромной, сильной. Он изучал ее приливы и отливы, причуды, изгибы, перекаты и мели…
В выходные Алексей ходил по лесу и возвращался с дичью. В сумерках зажигал костер на берегу реки, спал под небом в спальнике, прикрыв лицо противомоскитной сеткой. И не мог надышаться, насмотреться. Запахи и звуки — сочные, полные, живые.
Затем снова заступал на вахту, становился к штурвалу. Поднимаясь и спускаясь по Енисею, речники обеспечивали одеждой, питанием, всем необходимым для жизни жителей поселков, расположившихся по глухим берегам притоков Енисея.
Мать и отец Алексея ненадолго вернулись в Каширу под Москвой, где у матери был старый дом, доставшийся ей от отца. Родители снова собирались уезжать на строительство. Мать написала Алексею: «За домом нужен хозяйский догляд. Если ты не можешь приехать, тогда придется продавать».
Кузьмин родился в Кашире, и дедовский дом было жаль. Он думал долго и в один из рейсов, еще не приняв никакого решения, вдруг понял, что мысленно прощается с рекой. Вернулся из рейса и взял расчет…
Зато теперь холодная сильная река возникала в памяти и помогала в трудные моменты. Каким-то
