— Что ж, желаю успеха.
Ло дал телеграмму своему знакомому из криминальной полиции Таиланда инспектору Накону. Они знали друг друга давно: несколько раз им приходилось вместе заниматься контрабандистами, которые переправляли опиум из Золотого треугольника[11] через Таиланд и Сингапур на Запад.
Утром перед отлетом Патрик позвонил Джун. Но разговора не получилось. Джун сухо ответила, что не сможет проводить его на аэродром: у нее тоже «обстоятельства». Она явно не могла простить Патрику то, что он не поехал с ней на Сентозу.
…Размышляя, Ло не заметил, как прошли полтора часа полета. Когда самолет замер на взлетно- посадочной полосе, инспектор сразу же увидел Накона. Тот стоял в белом сафари, небрежно облокотясь на дверцу желтого «воксхолла», и Ло невольно залюбовался приятным сочетанием тонов.
— Обойдемся без формальностей, — сказал Након, широко улыбаясь и пожимая руку Патрику. — Надеюсь, ты не везешь с собой наркотиков?
— Я знал, куда еду, — ответил Ло, — ведь вы наверняка не ощущаете в них недостатка.
— Насчет этого будь спокоен. После революции в Лаосе из Золотого треугольника остался один путь. И теперь забот у нас прибавилось вдвое. Говоря откровенно, я им немного завидую. По ту сторону Меконга борьба с контрабандой налажена гораздо лучше. Ну, давай паспорт. Пока мы освежимся пивом, его проштампуют.
Након взял паспорт инспектора и протянул его пограничнику, стоявшему у трапа.
— Мы будем в баре, — сказал он.
— Хорошо, — кивнул тот, — через пятнадцать минут все будет сделано.
Након усадил Патрика в машину и сам сел за руль.
— Я вижу, ты тут свой человек.
— Приходится часто бывать на аэродроме. Я же говорил, что работы у нас прибавилось. Особенно много хлопот с американскими военнослужащими. Уезжая в Штаты, они не могут не поддаться искушению заработать на перевозке наркотиков. Месяца четыре назад у одного летчика-офицера мы нашли пятьдесят килограммов героина.
— Ого! И как же он собирался его провезти!
— В мебели, которую вывозил отсюда. Всего на двадцать один миллион долларов! Как тебе это нравится? А недавно, когда проверяли багаж другого американца, таможенники обратили внимание, что сувенирный деревянный слон, лежавший у него в чемодане, слишком тяжел. Выяснилось, что он тяжелее обычного сувенира ровно на два килограмма марихуаны.
— Такты что, занимаешься сейчас исключительно контрабандой наркотиков? — спросил Ло.
— Нет, этим занимается наша «триада», — смеясь, ответил Након. — А я выступаю в качестве оппонента.
— Ну и как, успешно?
— А у тебя? — ответил вопросом на вопрос Након, останавливая машину у служебного входа.
Ло вздохнул и махнул рукой.
— Тогда чего же ты спрашиваешь у меня? У вас-то все государство — один островок. А здесь ищи их по всем городам.
Они поднялись в бар.
— Какое пиво ты предпочитаешь?
— Мне всё равно, — сказал Патрик.
— Два «Туборга», — бросил Након бармену.
Тот засуетился у холодильника.
— Что привело тебя в Бангкок? — поинтересовался Након у Патрика, когда они сели на диван у низкого квадратного столика.
— Хочу ухватиться за веревочку, которая вывела бы меня к «моей» «триаде», — ответил Патрик.
— Вот как? Любопытно.
Ло засмеялся.
Бармен принес две запотевшие железные банки и два высоких стакана. Поставив стаканы на столик, он рванул одно за другим маленькие кольца на крышках банок. Раздались два сухих щелчка, и над появившимися дырками поплыл легкий дымок.
— Почему ты смеешься? — спросил Након, отхлебывая холодное пиво.
— Это любимые слова моего шефа.
— Но это действительно любопытно. С чего ты собираешься начать?
— С порта.
Патрик в нескольких словах рассказал про «Тумасик», про последний допрос Белого Бумажного веера, про свои безуспешные месячные поиски.
— Занятная история, — согласился Након. — И ты думаешь, что здесь удастся за что-то ухватиться?
— Не знаю, — откровенно сознался Ло. Након сочувственно покачал головой.
— Скажи, Патрик, а как там дела с Блаканг-Мати? Наши газеты столько писали об этом могильнике. Удалось выяснить, чьих это рук дело?
— «Анг Сун Тонг».
— Я так и думал… Ты знаешь, порой мне кажется, что мы занимаемся бессмысленным делом: пытаемся вычерпать воду из колодца. А ее не убавляется, сколько ни старайся.
— Откуда такой пессимизм, Након? — улыбнулся Патрик.
— Это не пессимизм. Это трезвый взгляд на вещи. Сколько времени существуют тайные общества? Сколько времени против них ведется борьба? А результат? Ноль.
— Ты неправ, Након. Посчитай, сколько гангстеров ты посадил за решетку за время твоей работы в криминальной полиции…
— Гангстеров, говоришь? — Након скривил губы. — А я уже не знаю, кто хуже. Профессиональные убийцы или те сосунки, которые осенью устраивали погромы по всему городу?
— Ты имеешь в виду то, что происходило у вас после переворота? — уточнил Патрик.
— Да. Не знаю, как в других городах, но в Бангкоке творилось что-то дикое. Несчастных студентов вешали, сжигали, линчевали. На моих глазах буквально растерзали какого-то молодого парня, а останки таскали по улицам. Потом повесили на дереве и стали бить по голове стулом — первым, что подвернулось под руку. Я много повидал за свою жизнь, но такого… — Након покачал головой. — Я далек от того, чтобы сочувствовать левым. Но нельзя так звереть… Вот и посуди сам: можно ли успешно бороться с «триадами», если насилие не только не возбраняется, но, наоборот…
— Тебя не пугают твои взгляды? — осведомился Ло.
Након дернул щекой.
— Ты первый, с кем я так откровенен. Своим коллегам я, разумеется, не рискнул бы говорить такие вещи. Не те у нас теперь времена.
— И все же мы приносим какую-то пользу, — снова вернулся к началу разговора Патрик.
— Конечно, — вяло согласился Након, — если бы не мы, было бы еще хуже. Но в целом проблему…
— Э-э, — засмеялся Ло, — пусть об этом думает правительство. У меня своих забот хватает.
В бар вошел пограничник и, поискав глазами Накона, приблизился к столику.
— Все в порядке, инспектор.
Након поблагодарил его, расплатился с барменом и вместе с Патриком вышел на улицу.
— Ты не обращай внимания на мои слова, — сказал он, поворачивая ключ зажигания. — Просто я устал в последнее время: работы много.
— Я понимаю, — отозвался Ло.
— Долго собираешься пробыть в Бангкоке? — поинтересовался Након.
— Все будет зависеть от того, как скоро я выясню, что мне здесь нечего делать.
— Вот видишь, ты тоже трезво смотришь на вещи. Только не хочешь в этом себе признаться.
