Зал был огромен. Ее окружал ряд мебели для спальни, полной знаменитой кипы косметики. Была исполненная по обету палитра с двухголовой змеей, высеченной на ее лице. Сцепление шей формировало углубление в черном камне, который держал круг яркой тени голубого глаза.
Билл наблюдал, как Люс подняла это. — Надо видеть самое лучшее в загробной жизни.
Он сидел на голове поразительно живой скульптуры бывшего фараона. Ум Лейлы сказал Люс, что эта скульптура представляла фараона, его душу, он должен наблюдать за могилой — настоящий фараон лежал мумифицированный за ней. Внутри саркофага из известняка были вложены деревяные гробы; в самом маленьком — забальзамированный фараон.
— Не смотри, — сказал Билл. Люс даже не поняла, что она опиралась своими руками на маленький деревянный ящик. — Здесь содержатся внутренности фараона.
Люс резко отступила, и звездная стрела выскользнула из под ее платья. Когда она подняла ее, то почувствовала, как стержень согревает ее пальцы. — Действительно ли это сработает?
— Если ты обратишь внимание и сделаешь все, как я говорю, — сказал Билл. — Сейчас твоя душа живет непосредственно в центре твоего существа. Чтобы ее достичь, ты должна потянуть лезвие точно вниз середины твоей груди, прямо в критический момент, когда Даниэль целует тебя, и ты чувствуешь, что начинаешь уничтожать себя. Тогда ты, Люсинда Прайс, будешь выброшена из своего прошлого сама, как обычно, но твоя проклятая душа будет поймана в ловушку в теле Лейлы, где она сгорит и уберется.
— Я… я боюсь.
— Не надо. Это все равно, что твой аппендикс. Тебе будет лучше без него, — Билл смотрел на пустое серое запястье, — По моим часам Дон будет здесь в любой момент.
Люс держала серебряную стрелку так, что ее лезвие указывало на ее грудь. Водоворот выгравированных конструкций нагрелся под ее пальцами. Ее руки затряслись от волнения.
— Сейчас же прекрати, — серьезное требование Билла звучало где-то далеко.
Люси пыталась обратить внимание, но сердце ее колотилось у нее в ушах. Она должна это сделать. Она должна. Для Даниэля. Чтобы освободить его от наказания, которое он получил только из-за нее.
— Ты должна будешь сделать это намного быстрее, чем сейчас, или Даниэль, конечно, остановит тебя. Один быстрый разрез на твоей душе. Ты почувствуешь, как что-то ослабляется, дыхание холода, а потом — бам!
— Лейла, — Дон мелькнул в поле ее зрения. Дверь за ее спиной была по-прежнему заперта. Откуда он пришел?
Звездная стрела выпала из ее рук и со звоном упала на пол. Она подхватила ее и сунула обратно под платье. Билл ушел. Но Дон-Даниэль был прямо там, где она хотела, чтобы он был.
— Что ты здесь делаешь? — Ее голос сорвался, когда она попыталась заставить его звучать удивленно, увидев его.
Он, казалось, не слышал ее. Он бросился к ней и сжал ее в своих объятиях. — Спасаю твою жизнь.
— Как ты попал внутрь?
— Не волнуйся об этом. Никакой смертный человек, никакая плита камня не может затруднить любовь столь же верную как нашу. Я буду всегда находить тебя.
В его голых, бронзовых руках Люси инстинктивно почувствовала себя лучше. Но она не могла сделать это прямо сейчас. Ее сердце разрывалось на части и сковывалось льдом. Это легкое счастье, это чувство полного доверия, каждое из прекрасных эмоций, которые Даниэль показывал ей в каждой жизни — они были пыткой для нее теперь.
— Не бойся, — прошептал он. — Позволь мне рассказать тебе, любовь, что случится после этой жизни. Ты вернешься, ты снова поднимешься. Твоё возрождение красиво и реально. Ты возвращаещься ко мне, снова и снова…
Мерцающий свет лампы заставил его фиолетовые глаза искриться. Его тело было настолько теплым рядом с ней.
— Но я умираю снова и снова.
— Что? — Он наклонил голову. Даже когда его тело выглядело таким экзотичным, она знала его выражения так хорошо — что смущало обожание, когда она выражала что-то, чего он не ожидал, что она поймет. — Как ты… — не имеет значения. Это не имеет значения. Что за вопросы, ведь мы снова будем вместе. Мы будем всегда находить друг друга, всегда любить друг друга, независимо ни от чего. Я никогда не оставлю тебя.
Люси упала на колени на каменной поступи. Она скрыла лицо в руках. — Я не знаю, как ты можешь выдерживать это. Много раз, та же самая печаль…
Он поднял ее вверх. — То же счастье…
— Тот же самый огонь, который убивает все…
— Та же самая страсть, которая зажигает все это снова. Ты не знаешь. Ты не можешь помнить как замечательно…
— Я видела это. Я знаю.
Теперь он был весь в внимании. Он казался неуверенным, верить ли ей, но по крайней мере он слушал.
— Что, если нет никакой надежды на то, что когда-нибудь это изменится? — спросила она.
— Есть только надежда. Однажды, Ты переживешь это. Это абсолютная правда — единственная вещь, которая сохраняет меня в движении. Я никогда не разочаруюсь в тебе. Даже если это заберет тебя навсегда. — Он вытер ее слезы большим пальцем. — Я буду любить тебя всем сердцем, в каждой жизни, через каждую смерть. Я не буду связан ничем кроме моей любви к тебе.
— Но это так жестоко. Разве это не трудно для тебя? Ты когда-нибудь думал, что если…
— Однажды, наша любовь победит этот темный цикл. Это стоит всего для меня.
Люси взглянула на него и увидела пылающую любовь в его глазах. Он верил тому, что он говорил. Он не заботился, что будет страдать снова и снова; он пошел бы на это, терять ее много раз, живя надеждой, что однажды это не будет их концом. Он знал, что они были обречены, но он все равно попробовал снова и снова, и он всегда будет.
Его обязательство перед нею, перед ними, коснулось части ее, той, в которой, она думала, разочаровалась.
Она все еще хотела возразить: Этот Даниэль не знал проблем, встающих на их путь, слезы, которые они прольют с возрастом. Он не знал, что она видела его в моменты самого глубокого отчаяния. То, что боль ее смерти могла бы с ним сделать.
Но потом…
Люс знала. И это имело самое большое значение в мире.
Самые низкие моменты Даниэля испугали ее, но вещи изменились. Все время она чувствовала себя связанной с их любовью, но теперь она знала, как защитить ее. Теперь она видела их любовь со многих различных углов. Она поняла это в пути, о котором никогда не думала. Если бы Даниэль когда-либо колебался, то она могла бы поднять его.
Она научилась тому, как сделать это лучше: от Даниэля. Здесь она была, чтобы убить свою душу, забрать их любовь навсегда, и пять минут с ним наедине вернули ее к жизни.
Некоторые люди тратят всю свою жизнь в поисках такой любви, как эта.
У Люси все это было впереди.
В будущем для нее не будет завездной стрелы. Только Даниэль. Ее Даниэль, которого она оставила во дворе своих родителей в Тандерболте. Она должна была идти.
— Поцелуй меня, — прошептала она.
Он сидел на ступеньках, с коленями, разделенными как раз, чтобы позволить ее телу скользнуть между ними. Она опустилась на колени и посмотрела на него. Их лбы соприкоснулись. И кончики их носов.
Дэниел взял ее за руки. Казалось, он хочет ей что-то сказать, но он не мог найти слов.
— Пожалуйста, — умоляла она, ее губы приблизились к его. — Поцелуй меня и освободи меня.
Даниэль резко наклонился к ней, схватил и уложил на свои колени, чтобы укачать в колыбели своих рук. Его губы нашли ее. Они были сладки как нектар. Она застонала, когда глубокий поток радости потек
