бы и слушал весь день.
— Какой акцент? — прогнусавил, подражая незнакомцу, Леон. — Нет у меня никакого акцента. А вот у тебя точно есть. Такой забавный.
Оба рассмеялись. Молодой человек протянул руку.
— Меня зовут Кермит.
Леон глянул на свою перепачканную маслом ладонь.
— Не важно, — сказал Кермит. — Мне нравится возиться с автомобилями. У меня дома «кадиллак».
Леон вытер руку о штаны.
— Я Леон, а этот оборванец — Хенни.
— Не против, если посижу тут с вами?
— Если ты какой-нибудь знаменитый механик, то можешь даже подсобить. Не снимешь вон ту шестерню? Бери гаечный ключ.
Несколько минут все работали молча, хотя Леон и Хенни и посматривали исподтишка на нового знакомого. Первым свое мнение выразил Хенни.
— Hy wee twat hy doen, — вполголоса пробурчал он.
— А что это за язык? — поинтересовался Кермит. — И что сказал Хенни?
— Это африкаанс, южноафриканский вариант голландского. Хенни сказал, что ты вроде бы понимаешь, что делаешь.
— Да и ты соображаешь.
Немного погодя Леон спросил:
— Ты тоже из этого цирка Барнума и Бейли?
Американец нисколько не обиделся, напротив, рассмеялся.
— Похоже, что да.
— А что делаешь? Случайно не из Смитсоновского института?
— В каком-то смысле, но в основном я только сижу и слушаю, как эти старички несут всякую чушь насчет того, что, мол, раньше все было куда лучше.
— Судя по всему, тебе там весело.
— Послушайте, не вы ли убили тех буйволов, которых принесли утром в лагерь?
— Кроме прочего, мы еще и снабжаем лагерь мясом.
— А вот это по-настоящему интересно. Возьмете меня с собой в следующий раз?
Леон и Хенни переглянулись.
— Какого калибра у тебя ружье? — осторожно спросил Леон.
Американец отошел к дереву, под которым привязал лошадь, достал из чехла ружье и, вернувшись, протянул Леону. Убедившись, что патрона в стволе нет, Леон приставил ружье к плечу.
— «Винчестер 405». Неплохая вещица для охоты на буйвола, но, как я слышал, отдача уж больно сильная. Бьет, как Боб Фицсиммонс с правой. Стреляешь хорошо?
— Вроде бы. — Кермит забрал ружье. — Я его называю Большим Лекарем.
— Ладно. Встречаемся здесь в четыре утра послезавтра.
— А почему бы вам не забрать меня из лагеря?
— Запрещено. Нам, низшим формам животной жизни, не дозволяется беспокоить сильных мира сего.
В четыре утра, когда Леон и Хенни прибыли к назначенному месту со следопытами, скиннерами и мулами, было еще темно. Тем не менее Кермит уже дожидался их, что немало удивило Леона. Он сильно сомневался, что американец явится вовремя, если явится вообще.
На след вышли еще затемно. Впереди, предупреждая о пнях и ямках, шел Маниоро. Было холодно, и Кермит, спасаясь от стылого ветра, зябко кутался в брезентовую накидку. В конце концов след привел к высохшему руслу реки, непреодолимому для автомобилей препятствию. Остановились под деревом. Все вылезли и достали оружие. Кермит внимательно посмотрел на ружье Леона.
— Должно быть, кое-что повидало.
— Да, пороху понюхало, — согласился Леон. Перси выделил ему старенькое ружье «джеффрис 404» из своего обширного арсенала — патронов к нему было больше и стоили они вчетверо дешевле тех, что шли к «холланду». Выглядело не лучшим образом, но оставалось точным и надежным, хотя гордиться им и не приходилось.
— А что-то стоящее оно подстрелить может? — шутливо спросил Кермит.
— Если повезет.
— Будем надеяться, что сегодня как раз такой день.
— Посмотрим.
Кермит помолчал, потом сменил тему:
— Куда идем?
— Вчера вечером Маниоро заметил где-то здесь стадо буйволов. Постараемся его найти.
Спустившись в русло, они пересекли его чуть ниже небольшого, затянутого ряской озерца, не успевшего высохнуть после прошлого сезона дождей. Судя по многочисленным следам на берегу, животные, в том числе и буйволы, часто приходили сюда на водопой. На дальнем берегу, за рощей цветущей акации, растянулась поросшая свежей зеленой травой просека.
Наступил рассвет. Воздух был прохладный и бодрящий, дышалось легко. Обитатели леса понемногу возвращались к жизни, и охотники ненадолго задержались перед просекой, наблюдая за стайкой павианов, собиравших коренья и насекомых. Впереди шли молодые самцы, настороженные, чуткие к любой возможной опасности. За ними, высоко задрав хвосты и демонстрируя розовые ягодицы, знак зрелости и доступности, тянулись самки. Некоторые несли на спине детенышей. Молодежь резвилась и носилась по лужку. Арьергард составляли крупные взрослые самцы, чванливые и самодовольные, уверенные в себе, готовые выступить против любого обнаруженного авангардом врага. Чуть в стороне от павианов шло стадо пестрых лесных антилоп с закрученными спиралью рогами и кремовыми полосами на спине. Держась ближе к обезьянам, они использовали их как прикрытие и часовых на случай появления леопардов и других хищников. Переждав парад зверей, люди тронулись дальше, но остановились по сигналу Маниоро, указавшего копьем на дальний край луга, вытоптанный копытами каких-то крупных животных.
— Буйволы.
— Много?
— Сотни две, может три.
— Давно прошли?
Маниоро изобразил короткую дугу на фоне светлеющего неба.
— Меньше получаса назад, — пояснил Кермиту Леон. — К полудню наедятся и зайдут в чащу, где и залягут, пока жара не спадет. Помни, что я сказал. Отстреливаем только трех- и четырехлеток.
— А почему больших нельзя? — удивился американец.
— Потому что у них мясо как автомобильная покрышка. Жесткое. А на вкус и того хуже. К нему даже голодный ндоробо не прикоснется.
Кермит неохотно кивнул.
Леон посмотрел на Маниоро:
— Бери след.
Не прошли и мили, как возникло новое препятствие: буш встал вдруг густой, колючей стеной. Видимость местами не превышала нескольких ярдов. Внезапно Маниоро поднял руку. Все остановились, прислушиваясь. Издалека донесся треск веток, как будто через кустарник продиралось множество крупных тел. Потом протяжно и жалобно, требуя молока, замычал теленок.
Наклонившись к американцу, Леон прошептал:
— Приготовься! Не стреляй, пока мы не начнем. Надо подойти поближе, чтобы бить наверняка, в голову. Не в туловище. Не стоит портить мясо и рисковать здоровьем, если раненый буйвол попрет на нас через чащу.
Он кивнул Маниоро, и они двинулись дальше.
