отчалили, и никогда еще я не видел, чтобы матросы гребли с такой силой и усердием.
Весь обратный путь меня не оставляло беспокойство: удастся ли нам и на этот раз так же благополучно проскользнуть мимо флота Октавия. Однако его матросы были отвлечены чем-то, что поначалу было скрыто от нас высокими бортами их кораблей. Но едва мы достигли свободной воды, как тоже увидели это. Часть флота Антония — наверное, около трехсот кораблей, пылала — и их несло в открытое море.
Сердце мое застучало как кузнечный молот, и в голову пришла ужасная мысль. Может быть, битва уже проиграна и наш флот уничтожен? Но почему тогда корабли неприятеля так спокойно стоят на рейде? Меня так и подмывало крикнуть гребцам: «Поворачивайте! Пристанем в каком-нибудь безопасном месте!»
Однако когда мы приблизились, дым рассеялся и я увидел, что большая часть нашего флота цела и невредима. Вскоре я узнал разгадку: император велел поджечь все корабли, для которых у него не хватало команды, а также те, которые были повреждены или еще по каким-то причинам непригодны для битвы. Остались только военные корабли, построенные специально для этого сражения. Антоний сделал выводы из поражения Секста Помпея при Сицилии. Тогда этого наводящего ужас героя морей удалось победить только благодаря тому, что у Агриппы были тяжелые корабли с катапультами.
Теперь император собирался также использовать их и поразить Агриппу, этого гениального флотоводца, его же оружием.
Следуя мимо, неприятельского флота, мы обратили внимание на одно. странное обстоятельство: на этот раз Октавий отказался от броненосцев и его флот состоял большей частью из легких, подвижных трирем и квадрирем… Я хотел сразу же по возвращении доложить об этом императору, но вихрь последующих событий заставил меня обо всем, забыть.
Я застал весь лагерь готовящимся к; выступлению. Клеопатра не смогла принять меня, потому что как раз в это время следила за погрузкой своей казны на быстроходные парусники.
Мой личный слуга и военный врач присматривали за моей палаткой и, увидев меня, хором начали что-то говорить.
— Стоп-стоп! По очереди…,
Так я узнал, что предстоит большое сражение и император привел свой флот в боевую готовность. Но все это мне могли бы сказать и снующие вокруг солдаты, носильщики и конюшие. О том, что было запланировано на самом деле, я узнал в тот же вечер, когда посыльный пригласил меня в палатку главнокомандующего.
Там я нашел царицу, Ирас и Шармион, легата Канидия Красса с двумя его помощниками и десять или двенадцать высших морских офицеров.
Царица кивнула мне, и мы вышли с ней в спальню императора, где царил такой хаос, как будто здесь уже прошло сражение.
Без долгих предисловий она спросила немного резко:
— Итак?
— Цезарь явился и ответил мне на вопрос. Он сказал, что не желает победы никому из римских братьев, и еще: «Будет ли это в удаче или в несчастье, спасение — на воде». Эти слова он повторил дважды.
— Это был Юлий Цезарь? Ты ясно видел его?
— Это была тень, но мне показалось, что это он.
— Все равно! То, что советует его дух, за это время стало горькой необходимостью — да, в общем-то, единственным выходом, который у нас остался. Благодарю тебя, Олимп, Там, на совете, ты узнаешь сейчас больше.
В сумеречной спальне лицо царицы было плохо видно, но теперь, при свете дня, я увидел, как она утомлена. Ее обычно широко распахнутые серые глаза были прикрыты, веки покраснели, как будто она плакала или мало спала. Красивые полные губы были упрямо поджаты.
Антоний держался беззаботно и уверенно, но я видел, что это только роль и играет он ее не очень хорошо. Взгляд у него был бегающим, движения нервными. Сильное внутреннее возбуждение не позволяло ему успокоиться, он бегал туда-сюда, а если останавливался, то размахивал руками; стоило ему присесть, как он тут же начинал вертеть головой, как будто хотел постоянно держать в поле зрения всех присутствующих.
Потом появился прекрасный Алекс, с которым я почти не встречался со времени нашего отъезда из Александрии. Он постоянно выполнял какие-то важные поручения, причем, как всегда, вид у него был при этом таинственный и интригующий.
— Говори вслух, Алекс! — нетерпеливо потребовала Клеопатра. — Ты здесь среди друзей, а в таком положении у нас не может быть тайн друг от друга.
Алекс не без грации воздел руки, выражая одновременно беспомощность и извинения, и уже собирался что-то сказать, но его опередил император.
— Прости, царица, Алекс собирался сначала только мне сообщить это известие. Но расстановка сил постепенно выясняется. Сегодня ночью нас покинул Квинт Деллий вместе со всеми своими сторонниками.
— Не стоит жалеть о нем! — фыркнула царица, гневно наморщив лоб.
— Я считал его своим другом, — с горечью сказал Антоний. — Но мне следовало бы знать, как мало можно доверять человеку, который уже дважды менял партию. Жаль только, что ему известны все наши планы, так что Октавий тоже может узнать о них.
Император хитро улыбнулся и продолжил:
— Но мы все решительно изменим. Было задумано, что наши броненосцы ночью и по возможности быстро нападут на неприятельский флот, окружат его и затем уничтожат с помощью огня, чему благоприятствует узкий вход в залив.
Достаточно было бы поджечь один корабль, чтобы запылали и все остальные.
Казалось, Антоний и сам прислушивается к своим словам — видимо, ему очень жаль было отказываться от этого замысла. Однако он выпрямился и продолжал:
— Этот план нам придется оставить, потому что Октавий и Агриппа изменили позицию своих кораблей. Для меня это очень важно, потому что мы неожиданно понесли такие потери, которые вряд ли могут быть восполнены в ближайшее время. По моим оценкам, у Октавия тридцать или двадцать пять тысяч солдат, у нас же в лучшем случае двадцать тысяч, и половина из них не имеют опыта и готовы смыться при первой же возможности. Наше превосходство заключается в тяжелых кораблях, с которыми мы — и это мой новый план — пробьемся к выходу из залива, чтобы затем как можно скорее добраться до Египта. Там, и только там, должна состояться решающая битва! Пока Октавий вновь соберет войско и подойдет к Египту, я построю новые корабли и пополню свои легионы.
Он повернулся к Крассу.
— Ты, мой дорогой и верный друг, отойдешь с нашей пехотой куда-нибудь в Элладу или, если будет нужно, двинешься медленным маршем в Азию. Там мы сможем удвоить наше войско и победить Октавия на суше, а потом под Александрией мы уничтожим его флот. Так — и только так! — можно добиться победы.
Во время этой выразительной речи Антоний совершенно успокоился и вновь обрел уверенность в себе.
— Кто хочет что-то возразить или добавить, пусть говорит свободно. Я восприму это как совет и обдумаю.
Какой-то старый морской офицер поднял руку.
— Говори же! — потребовал Антоний.
— В морской битве лучше обходиться без парусов, потому что они только мешают и служат легкой мишенью для зажигательных стрел неприятеля. Но каким образом мы поплывем тогда на юг? Гребцам одним не справиться, а будет ли ветер попутным, знает один Посейдон.
Антоний кивнул.
— Твое замечание справедливо, Сосий, и я сразу отвечу на него. Да, на этот раз мы поднимем паруса,
